Ирина Островецкая - Наваждение

Повзрослев, лёжа в высокой траве за околицей в летнюю пору, он часами наблюдал за полётом птиц, и снова и снова старался убегать на «задник» двора, чтобы научиться подпрыгивать высоко-высоко, взлетать, махая руками, как это делали вороны, и могучим орлом парить в небе.

– Ба, а, ба, почему наши курки не могут подлетать в небо? У них же есть крылья! Они, что, ленивые? – иногда спрашивал он у бабушки. Та только посмеивалась и говорила, что Бог курочкам таких крыльев не дал, чтобы улететь от хозяев, а велел, им служить людям, двор прибирать, червяков и вредных жуков склёвывать да яйца нести, а мясо их надо кушать, чтобы стать сильным и выносливым охотником. – Ба, а тогда я смогу подлететь к маме на облачко, если куриные ножки буду кушать? – однажды, не выдержав, спросил Костя, но о причине своих прыжков на «заднике» двора так и не рассказал. Никто же не видел, как он учился летать!

Бабушка сама догадалась. Она внимательно посмотрела в ясные и пытливые глаза ребёнка, искрившиеся непоколебимой верой и надеждой, и почему-то рассмеялась, концом косынки, украдкой утерев нечаянную слезу.

– Мамочка твоя с белого облачка всегда наблюдает за тобой, и за твоими братиками и сестричкой тоже приглядывает. Вы же все её детки! Она любит вас всех, а за тобой мамочка следит особенно внимательно, ты же самый маленький её сыночек, самый любимый, понимаешь?

– Я не маленький, я – р-рыцарь! – запротестовал Костя, выпятил грудку, развёл в стороны тоненькие ручки-веточки, чтобы занять больше места в комнате, и постарался грозно зарычать, чётко выговаривая букву «Р».

– Я знаю, ты всё сможешь, ты же мой защитник и помощник. Ты же – Костя! Но ты должен ещё совсем немножечко подрасти, окрепнуть и многому научиться. Вон, скоро в школу пойдёшь, а я тебя провожать буду, а потом буду ждать твоего возвращения домой, – сказала бабушка, ласково погладив внука по голове.

– Му-гу… – важно закивал Костя в знак согласия, а потом вдруг не сдержался и выпалил: – Я должен научиться летать, чтобы долететь до того облачка, где мама живёт!

– Когда-то и ты полетишь на то облачко, но это будет совсем не скоро, – почему-то грустно вздохнув, тихо сказала бабушка.

– Да! И мне уже сейчас надо учиться летать! – гордо поведал он бабушке свою самую тайную тайну.

– Ты научишься… Бог поможет, может, лётчиком станешь… А пока у тебя на земле много дел, забыл?! – рассмеялась бабушка и снова ласково потрепала внука по вихрастой голове.

В то время в стране было запрещено верить в Бога, но, в углу бабушкиной комнаты, всегда висела большая разноцветная и очень большая картинка с изображением лица строгого дядьки, взгляда которого так боялся маленький Костя. Мальчишке казалось, что тот строгий дядька на разноцветной картинке, которую бабушка называла иконой, всегда следит за ним, и грозит ему пальцем. Он следит, чтобы не баловался непослушный мальчик, потому, что, где бы ни спрятался в комнате шалунишка, его всегда преследовал внимательный взгляд строгих глаз того, кто висел на стене, на картинке, заправленной в позолоченную и очень тяжёлую раму, под настоящим стеклом. Бабушка говорила, что этот дядька на картинке и есть Боженька, а картинка – это не картинка вовсе, а икона, а рама очень тяжёлая, и если раму случайно уронить, Боженька и убить может, наказав за непослушание. Икона всегда, сколько помнил себя Костя, висела в углу, а на неё бабушка ещё и красиво вышитое полотенце повесила, и никто, даже сам председатель колхоза, в котором бабушка работала на ферме дояркой, не пенял ей за нарушение коммунистического режима. Церкви в деревне не было. У своей драгоценной большой иконы бабушка каждое утро читала замысловатые сказки, разговаривала с Боженькой вычурными словами и кланялась низко, в самый пол, а потом сухой тряпицей осторожно стирала пыль со стекла и рамы иконы. Костя не понимал ни действий бабушки, ни этих вычурных слов, которые и выговорить-то было сложно, но он усердно повторял за бабушкой, с трудом выговаривая, целые странные предложения из той толстой и растрёпанной книжки, которую бабушка называла молитвословом.

Повторяя непонятные слова, он не трудился их запомнить, но старался угодить бабушке, в надежде, что вечером на печи они будут долго читать уже его книжку сказок. Он научился креститься и, спустя какое-то время, мог уже бойко повторять странные слова из бабушкиных сказок, которые она называла молитвами. Ребёнок, росший на воле, не мог до конца осознать и запомнить вычурные и, для него не понятные, слова молитв.