Эндрю Кларк - Трость

Так, через несколько дней была починена и частично очищена от плесени вся левая стена колокольни, а чрез неделю такого упорного труда были возведены новые стены, которые сразу же после их устройства стали сильно выделяться от старых своим тёплым первоосновным сиянием. Осталось закрепить один лишь каменный блок, и эту почесть единогласно решили вручить самому молодому – Францу – двадцатилетнему сыну толстого фермера.

Франц легкими скачками воздвигнулся на назначенную им высоту и, подняв отточенный ровный камень, горделиво взглянул на стоящих внизу мужиков ярким выделяющимся голубым взглядом, и в этот момент его несмышлёная голова закружилась. Ровный, бледный и блестящий от солнца нос мгновенно принял краснный, налитый кровью окрас. Сын фермера пошатнулся, а его и до того мелкие зрачки за мгновение сузились, он увидел, как старик превратился в маниакально улыбающегося скелета с бездонными глазами и с тонкой прогнившей кожей, но все вокруг всё так же радостно переговаривались с ним, не замечая его уродливого облика, нарочно пугающего стоящего на стенке. С красивого и ухоженного лица Франца потекли ручьи жгучего пота, а его тонкая, еле выглядывающая вена, которая заходила за его выразительно резкие скулы, постепенно раздулась по небывалых размеров. Казалось, что его вот-вот настигнет солнечный удар. И это наконец заметили остальные. Кто-то проявил первые шаги по спасению сына фермера, однако было поздно…

С писклявыми, затухающими от бессилия криками и земляным грохотом юнец опрокинулся спиной за возведённые стены замка, и вместе с огромным камнем, попутно собирая хрупкие колючие кусты малины и острые, торчащие из-под земли камешки, бесконечно падал вдоль горы. Он кубарем, с непрекращаемым хрустом костей, пролетел полмили, пока окончательно не врезался в голый и одинокий дуб, с которого опали последние листья, укрывшие мертвеца природным полотном.

Мужики со смешанными лицами забрались на стену и встали подле её края и, с ужасом вглядываясь вдаль, осматривали багровые разорванные следы от тела, распластавшиеся на вянущей траве. Они молчали и боязливо переглядывались, и лишь старик нашёл место, куда можно было вставить свою остроумную фразу и задорно произнёс:

– Эх, жаль, что камень разбился – придётся новый стругать!

– Что? – послышался недовольный и гневный голос от одного из рабочих. – Какой к чёрту камень, вы разве не видите – человек только что погиб! Разбился с этой проклятой горы!

– Ну, погиб да и погиб, что с того? – беззаботно ответил старик, слегка подтянулся, и в тот момент было явно различимо то, что он не очень-то и серьёзно отнёсся к хоть и грозному, но всё же по натуре доброму человеку, ведь голос недовольного рабочего напоминал ребяческий и слегка разил картавостью, – Обидно краток срок земного мира, чтобы заострять на каждом таком человеке своё жалкое внимание…

– На каком «таком» человеке? – Светлые глаза спорящего раскрылись и тот, стараясь держать самообладание, что изначально получалось, изредка начал наступать на тень старика.

– Ть… Хорошо, скажу… Эгоистичном, злом, тщеславном, лицемерном, жадном и скупом, прямо как и его отец.

– Откуда… откуда вам всё это знать? Откуда знаете Франца и характер его отца? Я что-то не видел вас в нашем городке…

Старик замолчал и только через несколько секунд придумал своё лживое оправдание, если это можно так назвать:

– Ганс, милый Ганс, я много чего знаю… В этом всё и сказывается… И тебя… я тоже знаю. Ты – внебрачный сын плутовки и бельгийского купца, – улыбчиво оскалился старик, не ожидая, что тот, с кем изначально не заладилось его общение, грубо отреагирует и за секунду выбьет первый старческий моляр и, не угомонившись на этом, схватится за волчий воротник его шубы. Заладился гул и бурное движение, однако никто из мужиков не собирался оттаскивать Ганса от старика. Видимо, их была на то причина.

– Если ты не заткнёшься, – дёрнул Ганс и, пренебрежительно отнесшись к почётному званию старика, перешёл на более приземную речь, – то через секунду окажешься на месте Франца! – прорычал юнец и одним движением выставил старика за край, что у того аж слетел его фирменный баррет и, словно подстреленный ворон, рухнул наземь. Но тут за старика всё же вступились наблюдатели сей ссоры, однако больше всего они опасались на за жизнь герольда, а за денежную выплату за проделанный труд.

– Успокойся, Ганс, не надо этого делать, пускай сначала он заплатит нам за работу, а уж потом устраивай разборки с ним!