Небо было бледное от наполнявшего его июльского жара, на поверхности воды подобно тысячам осколков хрусталя рассыпались дробящиеся лучи солнца. Казалось, что жизнь вокруг замирала: птицы не пели, а рыбаки с удочками в руках были больше похожи на мраморные изваяния, чем на живых людей. Леность пробиралась под кожу, медленно растекаясь по венам. Единственными неугомонными во всём этом царстве полуденной дрёмы оказывались парусники и лодки всех мастей, сновавшие по лагуне то туда, то сюда, напоминая собой стаи мелких рыбёшек. Но иногда, из ниоткуда, появлялась огромная барракуда – гигантский круизный лайнер. И тогда все впадали в оцепенение, на несколько мгновений прекратив суету.
А потом на горизонте появлялись багряные всполохи, и огненный диск солнца клонился к закату в ожерелье расплавленного золота. Когда светило скрывалось за макушками церквей и колоколен, воздух между небом и водной гладью наполнялся особым золотисто-розовым мерцанием. Казалось, какой-то неведомый волшебник открывал коробочку с румянами и легонько дул на них. Так умирал ещё один день.
Итальянец, который с завидным упорством осаждал меня почти полгода, каждый день назначал свидание, но в последний момент всё отменял, ссылаясь на усталость или на то, что не с кем оставить дочь или ещё сто пятьдесят «или».
Я же открыла для себя целебную силу итальянского дижестива 34 34 Крепкий алкогольный напиток (ликёр, виски, граппа), который пьют после ужина. Считается, что дижестив помогает перевариванию пищи.
и обзавелась «своим» барменом, благодаря которому вечера превратились в нескончаемую дегустацию алкогольных напитков всех типов и вариаций.
Бар в Италии – это пульсирующая точка на теле города. Утром сюда забегают перед работой позавтракать тёплой булочкой бриошь и чашкой капучино, днём – выпить эспрессо и перекусить панино 35 35 Рanino – бутерброд (ит.) .
с моцареллой или прошутто, вечером встречаются с друзьями за аперитивом. И каждая дымящая чашка кофе, который является неоспоримым королём бара, обильно приправляется новостями и сплетнями: только здесь можно узнать, что Джузеппе хочет жениться на Кьяре, а синьоры Росси делят дом, и чем заболел дон Карло, который не пришёл на воскресную мессу. Всё это интересует итальянцев гораздо больше, чем мировые войны за нефть. А бариста всех знает и помнит наизусть, кто пьёт ристретто, а кто кафелатте. Как это ему удаётся, я не знаю, но через два – три посещения одного и того же бара мне уже не задавали вопрос: «Что желаете?», а с заговорческой улыбкой подавали постоянный заказ. После десяти вечера бар в Венеции превращается в кладезь увлекательных жизненных зарисовок: итальянская пара лет сорока заказывает ликёр из лакрицы за барной стойкой и активно общается с барменом. Я уверена, что они знакомы много лет. Но бариста переключает внимание на меня:
– Видишь, из твоего города приехали.
– Как это из «моего»?
– Из Алессандрии. Ах-ха-ха. Ты же Алессандра?
И всем весело, и все смеются. Для меня итальянский юмор всегда был несколько специфичен, а проще говоря, мне редко бывает смешно от их острот. Но это взаимно: итальянцы едва ли понимают до конца русские шутки. Наверное, восприятие юмора – это самое большое различие между народами.
Он был невысокого роста, кругленький, седовласый, лет шестидесяти, в дорогих очках, и отчаянно напоминал мне певца Аль Бано. Она – долговязая девица с ногами от ушей, на каблуках и в мини-юбке, с широко распахнутыми васильковыми глазами и длинными волосами цвета льна. Он всё время что-то щебетал по-итальянски, отчего её глаза становились ещё больше, а пухлые губы расплывались в глуповатой улыбке. Итальянец пытался поудобнее усадить красотку за столик у стены и всё время повторял: «Da bere? 36 36 Что будешь пить? (ит.)
». Девушка, отбрасывая пушистую прядь волос за плечо, хохотала и говорила: «Ноу, ноу». В них обоих чувствовалась какая-то скованность и робость, присущая только первым встречам.
– Первое свидание, – подмигивает мне бариста.
– А по-моему, они только познакомились.
«Аль Бано» в растерянности, усилием воли оторвав взгляд от груди голубоглазой блондинки, отыскивает где-то в недрах своего затуманенного разума английские слова: «Drink? 37 37 Пить? Коньяк? (англ.)
Cognac?» «Ноу – ноу. Wine!» «Wine?» – слегка недоумённо повторяет он. Ведь итальянцы не пьют вино после ужина, а только ликёры или более крепкие напитки. «Ok, good», – кивает она. Далее следует мучительное объяснение на смеси английского, итальянского и украинского о том, «вино какой страны она предпочитает в это время дня».
Читать дальше