Екатерина Комарова - Фелиция

Джейн придерживала Фелицию, опасаясь, что та упадет. Дрожащий голос начал сумбурный, сбивчивый рассказ по пути к дому; капли с силой стучали по воде, деревьям, всему живому. Плакал горькими слезами некто с высоты, но вот горестно или счастливо? Неизвестно.

– Произошло событие, помню, год назад. Стоял очередной весенний денек, тетушка Клэрити сидела в гостиной, у окна, многозначительно пробегая глазами потрепанную книжицу. Пора было отправляться в город, собрали хороший урожай, думаю, тетушка рассчитывала на крупную прибыль с его продажи. Полную корзинку, нет… Две! Понесла я на рынок: овощи и фрукты так и манили, сама бы съела. Среди торговцев на площади царило приподнятое настроение, позабылась конкуренция, люди сделались похожи на людей! Помню: сердце билось неутомимо, вдохновение витало среди домов, как цветочное благоухание! Ах, глупо, глупо звучит, наигранно и фальшиво… Но не смею без трепета вспомнить редкие мгновения счастья существовать в тот волшебный день.

Громче и свежее раздавался мой голос среди хора радостных завсегдатаев площади, ярче блестели глаза, по-иному глядели прохожие, – без циничного оценочного презрения, но с добротой, может даже… Воодушевлением! Торговля шла на ура, отбоя от покупателей не было, две скромные корзинки окружил народ, как стая голодных волков. Люди смеялись, разделяя мое состояние, отчего душа пускалась в полет в неведомые, славные края, где каждый день в году похож на милые лица незнакомцев. Что творилось!

Дело близилось к вечеру, на смену шуму и гулу пришло безмятежие и спокойствие; редкие случайно проходящие улыбались, чуть жалостливо, оставшимся торговцам, понимая нужду сидеть допоздна за бедность, однако тогда я сердечно желала оставаться как можно дольше среди таких же, как я.

В корзине одиноко лежал букет собранных в поле васильков. Смеркалось; я собиралась возвращаться, как вдруг заметила, что прямо рядом со мной стоит очаровательная девушка. Она с интересом поглядывала на васильки. Меня охватило благоговение, Джейн, до чего хороша!.. Словно фарфоровая статуэтка, стоявшая на полке моего прежнего дома, ожила и посетила городскую площадь. А платье… Никогда не приходилось мне видеть таких платьев: розоватого оттенка, кажется, с маленькими блестящими камушками, в меру пышное, легкое, как у доброй феи из сказки. Руки в белых перчатках, как и положено благородным особам. И лицо, и руки, и плечи – все было кукольным, аккуратным, удивительным. Глазки, как два голубых стеклышка, поднялись, заставив вздрогнуть, смутившись; вспомнить, как я выглядела, а именно – испуганно и нелепо.

– Чудесные васильки. Как думаете, подойдут они к моим глазам? – мягко и уверенно звучал голосок хрустальной куклы.

– Подойдут, несомненно, – ответила я.

Учтиво и приветливо улыбалась незнакомка.

– Где же вы собрали столь славный букет? Лишь в поле можно разыскать васильки небесного цвета. Я куплю их за двойную цену. А вы расскажете мне, как отыскали это маленькое сокровище.

Уж не вспомню дословно, что отвечала. Даму звали Шарлотта, ненамного старше меня, она изъяснялась ласково и обходительно. Почти до позднего вечера мы беседовали, было страшно и чудесно. Речь у Шарлотты поставлена грамотно, четко и поверхностно доносила она мысли. Говорили обо всем: и о деревне, и о городских обитателях. Что удалось мне узнать?

Как и ожидалось, Шарлотта оказалась аристократкой, имела великую страсть к музыке, уважала Шопена, любила почитать книги молодых талантливых писателей. Не являясь моей подругой, она была так добра, что таяло и болело сердце и слезы невольно выступали, оставаясь на ресницах. Шарлотта, как лучик, ворвалась в темноту вечернего городка, холодного и отстраненного.

На следующий же день мы встретились вновь, говорили, благодарности моей Шарлотте не было предела. Рядом с такой красавицей невольно застыдишься скромного наряда, нелепых оборотов речи. Так зародилась дружба – маленькая, необычная для Шарлотты и означающая целый новый мир для меня.

Походы на рынок наполнялись смыслом, сопровождались радостным предвкушением встречи. Мечта сбылась: чувство озарения не покидало меня, домашние дела перестали быть скучными и незатейливыми.

Пересекались мы только на площади. Иногда на час, два, а порой всего на несколько минут, если у Шарлотты имелись прочие дела. Так прошли месяцы, но, скажу откровенно, – никак не могла понять, зачем, зачем я успешной, интеллигентной, не по годам умной девушке? Не скоро открылся ответ. Волнения улетучились, тетушка и не заметила никаких перемен, лишь ругалась, если поздно я приходила домой.