Эли Фрей - Жизнь на Repeat

– Макс, свали к херам, я снимаю же!

– … и выполняет бросок в прыжке… – Я бросил мяч в кольцо, попал в корзину и закричал: – Есть! Майкл Джордан приносит победу «Чикаго Буллз»! – С поднятыми руками я стал бегать по комнате.

Наконец я сел на кровать, чтобы отдышаться. Музыка стихла – закончился плейлист. Артем довел работу до конца, а теперь – самое интересное. Эту часть я всегда любил. Его рука сейчас представляла собой гниющее месиво. Он взял нож и стал срезать разлагающуюся плоть слой за слоем. Выглядело это жутко – он действительно будто резал свою руку… Но вот, наконец, проступила нормальная кожа. Артем срезал всю «гниль», показал на камеру здоровую руку, пошевелил пальцами, продемонстрировав, что все на месте, а потом выключил камеру. Я похлопал.

– Браво, браво! – крикнул я с восхищением. – Твои подписчики будут визжать от восторга.

– Уф-ф. – Артем поднялся с места и стал разминать спину. – Затек весь. Там пивас остался?

Я кинул Артему банку.

– Что у нас там с музычкой? Вруби че-нить, – попросил Артем.

Ноутбук лежал рядом со мной на кровати. Я глянул на экран, открыл окно с музыкой, стал прокручивать плейлисты, которые у Артема назывались по-угашенному, вроде: «Когда предков нету дома», «Девки воют», «Музло, когда хочется кому-нибудь втащить», «Для колонки, чтобы прохожие наслали порчу».

– Какой врубить? – спросил я. – Сейчас доиграл тот, где предков нету дома.

– Давай воющих девок.

– Окей.

Я включил музыку, но сбавил громкость – воющие девки действовали на нервы.

Я взял новую банку и посмотрел Артему в спину – сидя за столом, тот монтировал видео на телефоне. Я засмотрелся на родимое пятно на его шее. Оно дико меня заводило, вдруг нестерпимо захотелось поцеловать его. Я потряс головой и спросил:

– Темыч, я вот все же не пойму, ты собрался с этой девчонкой вместе заниматься?

– Мож быть.

– Нахрена она нам?

– Ну, не знаю. Просто. А че?

– Ниче, – буркнул я.

– Да не, Макс, колись. Чего ты к ней прицепился?

– Ничего я не цеплялся.

– А то я не заметил, какая у тебя рожа была. Как будто миску железной стружки навернул.

– Просто обычно вдвоем бегаем. Уже свой темп и ритм. Будет нам балластом.

– Скорее это мы ей балластом будем, – хмыкнул Артем.

– Я уже привык вдвоем, – упрямился я. – Зачем нам третий?

– Ну, просто хочется пообщаться с интересными людьми. Тебе разве нет?

– Мне нет.

– Да ладно, Макс. Признайся, что она крута.

– Признаю, – нехотя сказал я.

– Вот и узнаем ее получше, может, какие финты нам еще покажет, чему поучит.

Я вздохнул и дальше спорить не стал. Меня кое-что отвлекло: я заметил, что Артем не убрал творческие принадлежности.

– Ты чего, теперь так это оставляешь? – удивился я.

– Да. А что?

– А если отец увидит? – нахмурился я.

– Я больше не скрываюсь, – гордо улыбнулся Артем.

– Ого! Так батя-генерал, значит, смирился с тем, что прервется ваша военная династия?

Беспорядок на столе меня раздражал, и я взялся за уборку, аккуратно все расставил.

– Не то чтобы смирился, но перестал выкидывать мои работы из окна или забивать ими туалет, – хмыкнул Артем.

Из-за увлечения творчеством Артем воевал с отцом аж с семи лет. Это началось после одного неприятного случая.

В семь лет у Артема открылась тяга к лепке из пластилина. Он увлекся ужастиками и стал создавать красивые, но жутковатые поделки. А когда ему было девять, однажды в одном журнале он увидел сцену из какого-то фильма. На странице был изображен вампир – в черном плаще со стоячим воротником, с длинными когтями и стекающей по подбородку кровью. Артему вдруг дико захотелось перевоплотиться в вампира.

Артем пробрался в спальню родителей, взял из шкафа мамину черную блузку со строгим воротничком, а со столика – красную помаду. Он надел блузку, поднял воротник. Нарисовал помадой кровь на губах и подбородке. Вылепил из пластилина когти. Он посмотрелся в зеркало и остался доволен – он был точь-в-точь как вампир из журнала! В таком образе его застал папа, который в этот момент вошел в комнату…

Папа Артема, Виктор Константинович (на тот момент полковник, а сейчас уже – генерал) – человек суровый и консервативный. Он заставил сына съесть все свои пластилиновые ногти и целый тюбик помады. Как потом рассказывал Артем, на вкус она была гадкая, маслянистая, с резким химическим вкусом, противно прилипала к зубам. Давясь и икая от слез, Артем послушно выполнил приказ. Отец смял ремень, и еще три дня друг морщился от боли каждый раз, когда садился. Все это навсегда убило бы его любовь к монстрам и ужастикам, лепке, да и вообще всему творчеству… если бы не я.