Колин Гувер: Потерявший надежду

– Давай переложим вину на Лесс, – полушутливо говорю я. – Будь она здесь, этого не случилось бы.

– Угу. – Эми улыбается, игриво скосив на меня глаза. – Ну что за стерва – заставила нас совершить такую низость. Да как она посмела!

– Так и есть, – смеюсь я.

Эми поднимает руку со снимками.

– Спасибо за… – Она смотрит на фотографии и на миг умолкает, потом обращает взгляд на меня. – Спасибо тебе, Холдер. За то, что выслушал меня.

Я отвечаю на ее благодарность кивком и смотрю, как она спускается по лестнице. Потом закрываю входную дверь и иду в свою спальню. Беру ноутбук и открываю письмо, которое писал час назад до появления Эми в моей комнате.

Лесс,

в том, что случилось сейчас с Эми, виновата только ты. Это очевидно.

Лесс,

мои поздравления с двухнедельной датой со дня смерти. Грубо? Может быть, но извиняться не буду. В понедельник мне надо возвращаться в школу, но я совсем этого не хочу. Дэниел передает мне все сплетни, хотя я все время повторяю, что мне это до лампочки. Разумеется, все считают, будто ты убила себя из-за Грейсона, но я знаю: это не так. Задолго до встречи с ним ты только притворялась живой.

Есть еще одно происшествие, о котором я тебе не рассказывал. То самое, которое побудило меня заставить Грейсона порвать с тобой. История сложная, но после того вечера все теперь твердят, что я напрямую отвечаю за твое самоубийство. Дэниел говорит, что народ даже сочувствует Грейсону, а тот подонок и рад.

Самое пикантное в этой сплетне то, что якобы моя огромная вина в твоем самоубийстве пробуждает во мне самом суицидальные наклонности. И если массы говорят такое, то это, вероятно, правда?

Честно говоря, мне страшно себя убивать. Никому об этом не говори. Но сейчас ты этого сделать не сможешь, даже если бы захотела. Однако это правда. Ведь я понятия не имею, чего можно ожидать после этой жизни. А что, если жизнь после смерти еще хуже той, от которой убегаешь? Требуется большая смелость, чтобы добровольно и безрассудно нырнуть в неизвестность. Не могу не восхищаться тобой, Лесс, ты на порядок смелее меня.

Ладно, заканчиваю письмо. Не привык много писать. Гораздо удобнее набирать текст, но тебе ведь нравится преодолевать трудности, верно?

Если в понедельник увижу Грейсона в школе, оторву ему яйца и пришлю тебе по почте. Какой твой новый адрес?

Когда я въезжаю на парковку, Дэниел ждет меня у своей машины.

– Каков план игры? – спрашивает он меня, едва я открываю дверь.

Я напрягаю мозги, силясь что-то вспомнить. Не припоминаю ничего такого, что потребовало бы «плана игры».

– Какой план игры?

– На сегодня, тупица. – Он направляет на свою машину пульт сигнализации и блокирует двери, потом направляется к школе вместе со мной. – Знаю, как ты не хочешь сюда идти, так что, думаю, нам понадобится план для отвлечения внимания. Хочешь, я буду угрюмым и апатичным, чтобы народ не стал доставать нас? Сомневаюсь, – ответил он сам себе. – Это может подстегнуть людей подойти к тебе с ободряющими словами, так похожими на соболезнования, а насколько я знаю, тебя и так тошнит от этой чепухи. Если хочешь, я могу подсуетиться и отвлечь от тебя внимание. Можешь мне не верить, но две последние недели все только о тебе и говорят. Меня это так достало, блин!

Мне не нравится, что людям больше не о чем разговаривать, но нравится, что Дэниела это раздражает так же, как меня.

– Или мы можем вести себя нормально в надежде, что народу есть о чем поговорить помимо того, что случилось с Лесс. О-о! О-о! – игриво произносит он, поворачиваясь ко мне. – Я могу идти впереди тебя с рассерженной физиономией, как охранник, пусть даже ты крупнее меня. И если кто-нибудь попытается подойти к тебе, я ему врежу. Хорошо? Сыграешь роль рассерженного скорбящего брата? Ради меня? Ну пожалуйста!

Я смеюсь:

– Думаю, мы вполне обойдемся без плана.

Он хмурится, видя мое нежелание сыграть свою роль:

– Ты недооцениваешь удовольствие, которое получают люди от сплетен и догадок. Просто молчи, а разговаривать, если понадобится, за нас буду я. Уже две недели я борюсь с желанием наорать на этих уродов.

Я ценю его заботу, но на самом деле не жду от сегодняшнего дня ничего особенного. Во всяком случае, пожалуй, люди постесняются при мне говорить о неприятном. От смущения они вообще не станут ничего говорить, и именно это меня устраивает.

Звонок на первый урок еще не прозвенел, поэтому все стоят снаружи. Сейчас я впервые вхожу в школу без Лесс. Одна только мысль о ней возвращает меня к тому моменту, когда я вошел в спальню и обнаружил ее. Не хочу вновь переживать те минуты. Не сейчас. Вытаскиваю из кармана сотовый и делаю вид, будто занят им, пытаясь отвлечься от мысли, что Дэниел, возможно, прав. Все вокруг нас притихли, и я хочу только, чтобы все поскорее пошло как обычно.