Дино Стампи - Медичийские звезды

Массимо развернулся и направился прочь, но остановился и обернулся:

– Дионизио…

– Что? – Дионизио стоял, не отходя, на том же месте.

– А ты?

– Я? – этот вопрос ошарашил, так как еще не обдумывался. – Не знаю. Мне тоже здесь делать нечего. Хорошо бы бумаги забрать. И я уеду из города.

Массимо понимающе кивал.

– Что-то еще?

– Скажи. Ты любил ее? Я видел, как она тебя любила. А ты ее? – Массимо напряженно вглядывался в лицо лютниста и взволнованно дышал.

Дионизио прикусил губы почти до крови. Черная тоска снова ледяной рукой схватила за сердце. Что он мог сказать этому пылкому юноше, безответно влюбленному в Анну. Антонио прав: это он, Дионизио, принес бумаги, которые и погубили ее. Но и старуха оказалась права.

Массимо развернулся и побежал прочь в ночную темень, заполненную дождем, ветром и неизвестностью.

Музыканта затрясло от холодного дождя, который все не унимался. Капли стекали по лицу, попадали в глаза и рот. Он достал из кармана платок и вытер лицо.

Денис открыл глаза. Моросило. Он вынул платок, вытер лицо и обнаружил себя под маркизой кафе на Campo dei Fiori по левую руку от Бруно. Совсем рядом под черным зонтом прошла афроитальянка в белой куртке и юбке-волане, не отрывая взгляд от застывшего философа, и любопытствующие туристы в разноцветных пальто и легких шарфах. Молодая официантка склонилась у столика и, сжимая руки, тревожно тараторила. Денис мотнул головой: какая нетипичная для Рима внешность – светлые кудряшки обрамляли ангелоподобное личико, а голубые глаза смотрели с сочувствием. Девушка перешла на английский.

– Как вы себя чувствуете, синьор? Вам нехорошо? – нарочито четко произнесла она каждое слово.

– О, простите. Видимо, я вздремнул, – смутился Денис.

– Вы совсем промокли. Если хотите, можете перейти в помещение.

– Да, пожалуй. Спасибо, синьора.

Девушка взяла чашку, блюдце, и Денис расположился внутри кафе. Стало теплее, трясти перестало.

«Что же это сейчас было? Господи… Что я сейчас видел? Кошмар какой-то», – пронеслось в голове. Денис ощущал раздвоение сознания. Все, что он наблюдал, пока пребывал в непривычном состоянии, ощущалось отчетливо и физически реальным, происходившим «на самом деле». «Боже… Это же казнили ту самую Анну Стампи?!» Он попытался вспомнить, что предшествовало внезапно нахлынувшему видению.

«Так, успокоились, – скомандовал он себе. – Давай вспоминать. Все, по порядку. С чего все началось. Помнится, тринадцатого января…»

Морозным зимним вечером тринадцатого января в год столетия русской революции из главного здания Санкт-Петербургского Университета неспешно вышли двое, чинно ведя беседу. Первый – невысокий и неприметный с виду человек лет семидесяти – Игорь Сергеевич Вульфиус, доктор наук, профессор и бессменный директор одного из музеев при СПбГУ. Его широкое добродушное лицо нисколько не портила оттопыренная нижняя губа, хотя тяжелые складки у рта делали общее выражение скорбным и склонным к постоянным раздумьям. Взгляд небольших глаз сообщал о прямодушии натуры и привычке разговаривать уверенно и без обиняков. Высокий лоб, увенчанный седой шевелюрой, пересекала большая горизонтальная складочка, а к вискам разбегались лучиками морщинки. Черное узкое пальто с поднятым воротником дополняли широкий шерстяной шарф в крупную клетку и кепка сходной фактуры. В руках он держал черный кожаный портфель.

Сопровождал его Денис, кандидат наук, темноволосый, харизматичный, с живыми и умными серо-голубыми глазами. Он слушал крайне внимательно, лишь изредка темные ресницы чуть подрагивали, и возникала доброжелательная улыбка. В глаза бросалась тонкость профиля, нос с аккуратной, но заметной горбинкой и изящная линия лба. Небольшая ямочка на твердом подбородке добавляла обаяния, а четкое очертание губ и ясное выражение глаз говорили о всеобъемлющем интересе не только к теме разговора, но и к жизни как таковой во всех ее проявлениях. Темное элегантное пальто и шелковый шарф сообщали образу истинно петербургскую скромность.

Мужчины не спеша повернули к Меншиковскому дворцу. Беседа шла о Галилео Галилее. Пару часов назад Денис прочел лекцию о «Процессе над Галилеем», и теперь наставник и ученик обсуждали свершенное. Игорь Сергеевич являлся автором многих серьезных исторических исследований в сфере истории науки. Среди всех объектов его трудов, будь то Коперник, Френсис Бэкон, Лавуазье или Менделеев, наиболее интересным героем представлялся Галилео Галилей. В рамках различных мероприятий профессор прочитал уйму лекций об этом весьма неординарном ученом.