Александр Шляпин - Небо нашей любви. Часть вторая

– Эй, Ферзь! Я тут с жуликами покалякал, тебе западло в одной хате с краснопогонником чалиться! Ты же знаешь наши законы? Или ты его, или мы тебя! Самсон сказал: «Пусть Ферзь сам решает». А я, так кубатурю, ты в полном форшмаке! На вот, держи перо, и подумай, куда его воткнуть. – сказал Знахарь, и бросил каленую заточку на кровать Фирсанова.

– Да пошел, ты! Я знаю, что ты замыслил. Ты же чуешь, что тебя уже через месяц в штрафбат за яйца возьмут. Ты же не «контрик» и не РТДешник, а блатной! А по указу грузина все блатные, после срока, идут в штрафбаты. Будешь сука, кровью искупать свою вину перед Родиной. А я тут отлежусь! А что касается красноперого, так он летун. Как прилетел, так и исчез! Его уже сегодня или завтра заберут в поселковую больничку. Там все кремлевские «лепилы» сроки тянут.

– Мое дело предупредить! – зло и с гонором сказал Знахарь.

Оставленная на кровати Ферзя заточка, мелькнула в свете лампочки белой молнией и с хрустом костей, впилась ему в шею. Знахарь замер. От мгновенной боли, пронзившей его, он вытянулся, словно телеграфный столб, и тут же, отдав богу свою душу, рухнул лицом на пол. Кровь из горла и рта растеклась большим бурым пятном по свежевыскобленному больничными «шнырями» полу.

– Только, сука, аппетит мне испортил, – сказал сам себе Саша Фирсанов, и как ни в чем не бывало, взяв в руки «весло» и с задумчивым видом продолжил наворачивать больничную пайку из вареной картошки с соленой олениной.

Валерка при виде этого оторопел. На его глазах сейчас произошло убийство. Он думал, Фирсанова сейчас схватят, потащат в карцер и к его сроку добавят еще лет десять. Но он ошибался.

«Кум» – старлей из госбезопасности, появился ближе к отбою, после того, как вынесли вперед прохарями Знахаря. Старший лейтенант НКВД, зайдя в палату и, сняв шапку, присел на кровать Фирсанова. Ничего не говоря, он, молча и размеренно достал из планшета протокол, чернильную ручку, и спокойным тоном, даже улыбаясь, спросил:

– Ты че, Фирсанов, совсем тут на больничке охренел! За что ты, жигана завалил!? – сказал он, сходу напирая на урку, желая получить от него признательные показания.

Ферзь открыл тумбочку и, достав папиросу, закурил, предчувствуя долгий и задушевный разговор с опером.

– Я, начальник, лежу, сплю! Вдруг одним глазом вижу, как с заточкой заходит Знахарь и хочет убить этого летчика. Он только поднял руку, а я как— то случайно ударил по ней, и он сам себя заколол, – сказал тот спокойно, слегка хихикая.

– А ты знаешь, что наш хозяин этого летуна приравнял к легавым? Значит так и запишем! В момент покушения Ивана Знахарского на раненого представителя администрации колонии, Александр Фирсанов, применив силу, предотвратил преступление, – сказал он, расплываясь в ехидной улыбке. – Получишь от хозяина приварок к своему пайку!

– Э, э, э начальник! Так не пойдет! Ты что, хочешь меня самого сукой сделать? Ты лучше, так напиши – Знахарь проиграл мне в карты. Чтобы долг не отдавать, решил меня убить. А то, если воры узнают, что я помешал жигану завалить легавого, меня самого завтра спишут за баню. – сказал Ферзь, пыхтя папиросой.

– Ладно, заключенный Фирсанов. Пусть будет так! Знахарский сам напоролся на нож. Свидетелей же нет!?

– Во, во, нет! Нет! Откуда же им взяться!? И отпечатков пальцев моих нет! Заходит, сука Знахарь, в палату с пером. Поскользнулся. Бац, прямо кадыком на заточку! Бля, буду, начальник, все так и было! – обнажив желтые от табака зубы, нагло сказал, улыбнувшись Фирсанов.

– Я знаю все Ферзь! Мне уже донесли, что Знахарь метил на твое место. А чтобы сгноить тебя на киче или в БУРЕ, решил подставить тебя под военный трибунал на 58 ю пункт 14. Это же его заточка? Самсон назвал это настоящей махновщиной. Воры на твоей стороне, а значит и нам легче актировать этого урода. Боцман за тебя, сегодня тоже мазу тянул перед хозяином. Да и ты прав, нет на заточке твоих пальчиков! Ты же за лезвие нож держал!? А лезвие где? Лезвие в глотке! – сказал старлей, также нагло улыбаясь Фирсанову.

– Ну, тогда лады лягавый! Пиши, как я сказал! – сказал Саша, потянувшись, словно после сна.

Весть о смерти Знахаря пошла по всем лагерным баракам. Зеки собрались возле больнички, глядя, как его выносили на носилках ногами вперед, и прямо с хода понесли за баню в общую кучу. Никому из администрации лагеря не было дела до мертвого урки. Эта тварь своим нытьем достала не только воров, но и самого хозяина лагеря. Всем было ясно, с чем приходил Знахарь к Ферзю и поэтому ни один жиган тогда не осудил действий Фирсана. Позже Самсон, пахан лагеря, и его правая рука Боцман, на воровкой «правилке» ясно разрамсили этот инцидент и в этой истории с убитым вором, поставили последнюю точку: