Рэйчел Гибсон: Без ума от тебя

Раздевшись до серых боксеров, Такер лег в кровать. Все, что у него было, он заработал. Никто не дал ему ничего, и он был самодостаточным мужчиной.

Такер заснул через несколько минут после того, как его голова коснулась подушки, и в какой-то момент, когда ему было тепло и уютно, в быстрой фазе сна, в его сновидения вторглась Лили Дарлингтон. На ней было что-то красное и шелковое, и она трогала лицо и шею Такера. Смотрела ему в глаза и улыбалась, поглаживая его щеку.

— Ты замерз, Такер, — сказала она. — Надо тебя согреть.

Сон начался мило и невинно, но быстро стал жарким и грязным. Ее руки скользили по груди Такера, пока она прижималась губами к его шее, и те слова, что Лили шептала ему в кожу, меньше всего казались невинными.

— Хочу тебя, — говорила она, пока ее ладонь двигалась по его груди, вниз к животу, затем снова вверх. — А ты хочешь меня? — Ее прикосновения были медленными и нежными, будоражившими, скользившими вверх и вниз, сводившими Такера с ума.

— Да, Господи, да. — Он запутался пальцами в ее волосах, сжимая пряди в кулаке, а она целовала его в шею и медленно опускала горячую ладонь ниже… ниже по животу, пока ногтями не царапнула кожу Такера прямо над поясом боксеров.

Ее пальцы скользнули под пояс, и она обхватила своей нежной теплой ладонью каменно-твердый член.

— Ты хороший мальчик с грязными руками.

Сердце грохотало у Такера в груди, когда он толкнул Лили к стене и вошел в нее. Первобытный голод и ярость. Во сне Лили нравилась каждая секунда этого. Она встречала каждый жесткий толчок твердого члена с ненасытной алчностью, вжимаясь бедрами в бедра Такера, моля о большем и выстанывая его имя.

— Такер! — вскрикнула она у него в голове, и Такер открыл глаза. Он сидел на кровати, судорожно втягивая воздух в легкие, в ушах грохотал пульс.

Серебристый свет просачивался сквозь плотные шторы и полосами расчерчивал темную комнату. Звук тяжелого дыхания наполнял пространство вокруг. Такеру только что приснился дикий сексуальный сон про Лили Дарлингтон. Очевидно, слишком много времени без секса свело Такера с ума. Он не знает ее. Она мать-одиночка. Он чувствовал себя извращенцем.

Извращенцем, которому нужно с кем-то переспать, прежде чем он снова лишится разума.

В воскресенье примерно в четыре пополудни в дверь Лили постучал верный своему слову помощник шерифа Такер Мэтьюс. Она открыла и застыла в ошеломленном молчании, как будто получила удар по голове.

— Пиппен дома?

Под мышкой сосед держал новый баскетбольный мяч, серебристые «авиаторы» скрывали глаза — глаза теплого карего оттенка, от которых лучиками разбегались морщинки, когда офицеру Мэтьюсу было весело. Например, вчера утром. Когда Лили пообещала пристрелить его.

Она была потрясена тем, что Такер сдержал свое слово, и смогла выдавить лишь:

— А-а-а-а-а, да.

И конечно, потрясение Лили не имело ничего общего с тем, как хорошо он выглядел. Она же видела его вчера и знала, что сосед симпатичный. Шрам прорезал его лоб от середины правой брови до коротких темных волос. Что, вкупе с жесткими, мужественными чертами, не позволяло назвать Такера смазливым мальчиком, но было достаточно интригующим, чтобы в голове у любой девушки появились грязные мысли о персональном досмотре. Почему же сегодня Лили чувствовала себя такой ошеломленной? На соседе была та же отвратительная серая армейская толстовка, что и вчера, с обтрепанными рукавами и порванным воротом — и он выглядел так, будто только что вылез из постели.

— Я говорил, что приду.

Ростом Лили была сто семьдесят два сантиметра, и она заметила, что офицер Мэтьюс всего на несколько сантиметров выше ее, возможно, чуть больше метра восьмидесяти. Но недостаток роста он компенсировал чистой, неразбавленной сексуальностью. Настолько жаркой, что та зажигала маленькие костры в желудке Лили и подгоняла ее пульс. Она придержала для офицера Мэтьюса дверь и снова сильно удивила сама себя, задумавшись, как бы он выглядел, если сорвать с него эту ужасную толстовку и приковать его запястья к чему-нибудь.

— Заходите, я приведу Пипа.

Вместо этого сосед сделал шаг назад. Глаз Такера не было видно, но по его шее к щекам поползла краска, как будто он прочел мысли Лили.

— Скажите ему, что я буду на подъездной дорожке, разогреваться, — велел он и повернулся, чтобы уйти.

Очевидно, неприличные мысли были написаны у Лили на лице и испугали его. Ее они тоже испугали.