Олег Чекрыгин - Современный шестоднев

Почувствовав, однако, нетерпение, он крикнул, приподнявшись на постели:

– Послушай, Сонька, где ты там? Ты скоро? Я жду тебя! Иди сюда скорее!

Закончив разговор по телефону, она открыла дверь, и на пороге застыла в настежь распахнувшемся халате. Глаза от удивления округлились, ее как будто распирало от желания скорее с мужем новостями поделиться. Однако, он, того не замечая, буквально пожирал ее глазами. Все больше возбуждаясь, он рывком одеяло прочь откинул.

– Ах, вот что. Надо же, а я не ожидала.

– То самое. Иди ко мне скорее.

– А тебе можно? Ты не служишь завтра?

– Не можно, можно – не тебя спросили. Знать, ваше дело – бабье. Ты читала, небось, «Апостола» -то: «Баба в церкви – да молчит».

– Читала, да ведь мы-то – чай, не в церкви?

– Тьфу, дура. Я сказал – иди скорее.

Она к постели подошла неспешно, халат по ходу сбросив прямо на пол, и легла. Он, ласкою себя не утруждая, перекатился на нее привычно…

Она же, явно думая о чем-то, глядела в потолок все это время. Как только, отдуваясь и сопя, он сполз с нее на сторону, как тут же она болтать принялась без умолку.

– Звонила Тоня: « Будет ли Владыка?» – а я ей: вот, мол, у него-то и спросите. Сегодня собираемся попозже, чтобы к двенадцати попарившись – за стол. А после кто как хочет. Мы – домой? Предупреди, пожалуйста, шофера. А Леня-то – вчера вернулся только. Да не один. Ты представляешь, Полик…

«В баню – это славно», – дремотно думал, находясь еще во власти от пережитой сладости, – «опять же – привет компании честной. И сговоримся насчет охоты. Может, губернатор сегодня к нам пожалует на праздник».

Вообще, отец Полипий отношения, которые наладил постепенно с районным и губернским начальством, считал заслугой личной перед Богом. Его усилиями Церковь заняла достойное Ей место среди знати: губернскую «властную элиту» Полипий приучил к тому, что нужно им уважать «священный сан», который носителю дает права не меньше, чем звание и чин от государства – и властью над народом облекает. Конечно, «перестройка» лед сломала, который церковь отделял от государства. Когда в начале 88-го сам Горбачев впервые патриарха позвал на встречу в Кремль, чтобы лично с ним праздник обсудить 1000-летия Крещения Руси – тогда повсюду священников в райкомы пригласили. И тут уж – «кто сумел, тот – съел». С той встречи памятной в райкоме началась их дружба с губернатором, в ту пору всего-то бывшим партсекретарем на скромной должности районного масштаба.

Встречали их, и вправду, «по одежке» – поповской рясе, по нужде надетой по случаю официальной встречи. Однако, стоило ему заговорить – и рухнула стена предубежденья. Он говорил тогда им – не о Боге. До Бога – высоко, и «не мечите вы бисер пред свиньями…» – считал он. А о земном, для них вполне понятном. О том, какую видит роль, и место для церкви в нашем современном мире. Рты пораскрыли с самого начала, едва услышав от него, что Церковь – «коммерческое предприятие с быстрым обращением капитала и сверхвысокой (в десять раз, и больше) доходностью». «Свечка стоит – рупь. А пачка свечечек, в которой их – пятьсот, шетьсот и больше, обходится нам в сорок тех рублей: два килограмма, килограмм – за двадцать. Считайте сами прибыльность, доход…». Так и сидели, в удивлении рты разиня, пока он с цифрами все это доказал, не постеснявшись им открыть доход церковный, которым он один распоряжался. В то время выходило сорок тысяч рублей советских в месяц – это в скромном храме, в провинциальном малом городке. При том, что те партийцы получали высокую зарплату, не в пример рабочим ста рублям – до тысячи рублей, быть может, в месяц. Как церковь тут они зауважали. «А на умы и души кто сможет больше повлиять, чем церковь, своим авторитетом, что от Бога? И именем его грозя, и карой, к повиновенью, в том числе, и власти смирив, всех непокорных привести? Заметьте, то – без крови и насилья, лишь властью Слова Бога на земле». И провожать его они пошли – по той пословице, «за ум» – до самой двери. И из подъезда шли с ним до машины, поставленной не на служебную стоянку напротив главных их ворот партийных, а скромно сбоку, в тесном тупичке (в то время «Мерс» был редкостью изрядной; тем более – новехонький такой). Без шапок долго стоя на промозглом, февральском влажном и холодном ветре, договорили важные слова. И, наконец, прощаясь – обнялись, расставшись уже близкими друзьями, понятными друг другу до копейки.

Через неделю позвал его Петрович, райкома партии тогдашний секретарь для личного теперь уж разговора.