Олег Чекрыгин - Современный шестоднев

Из залы низкими черными провалами уходили во тьму многочисленные галереи, из которых только одна, справа от него, была освещена тем же самым призрачным желтым светом, лившимся, казалось, из самих непрозрачных песчаных стен. Непроизвольно подняв вверх голову, он с неописуемым изумлением обнаружил, что над ним, вместо свода, располагается громадная, может быть, в километр, толща воды, с просвечивающим оттуда, сверху, тусклой голубизной, должно быть, небом. Наверху, над головой, на разных глубинах, стаями, похожими снизу на пласты зыбкого коричневого дыма, клубились разные рыбы, от крохотных и до чудовищно громадных, смахивающих на огромных змей. Пока он дивился на невиданную картину, и силился понять, как, находясь на такой глубине, легко дышит в воде, будто воздухом, вовсе не ощущая чудовищного глубинного давления, из темных галерей стали вереницами выходить люди, и сливаясь воедино, мерно, без толкотни, потекли через залу мимо него в освещенный коридор справа. Он глядел на них, разиня рот, как они проходят чередой, сосредоточенно, молча, с поникшими головами, и тут до него стало доходить. Он спросил вслух, ни к кому особенно не обращаясь: «Мы что – умерли?», – и получил ответ неизвестно от кого: «Да, мертвы. Следуй за нами». Ни с чем не сравнимый ужас настолько сковал его, парализовав разум и волю, что он на некоторое время как бы выпал из действительности. А когда очнулся, оказался стоящим в обтекавшей его толпе теней посреди того самого освещенного коридора, оба конца которого терялись в полутемной дали, напротив белой больничной двери, в которую было суждено войти ему одному, он это откуда-то знал. Толкнув дверь, он оказался в больничном «предбаннике», мутное окно напротив было неряшливо замазано до половины масляными белилами, грязно-желтыми на просвет. За белым столом сидел некто в медицинском халате, без лица, и этот кто-то молча указал ему на дверь слева. Взявшись за обмотанную сырой марлей никелированную скобу, он потянул на себя дверь, и, шагнув через порог, отшатнулся: он был в церкви. Служба только что отошла.

Убедившись, что никакой двери за спиной уже нет, он почему-то не удивился, и с легкостью протиснулся сквозь толпу деловито суетящихся и спешащих на выход городского вида прихожан в придел, где, как он понял, готовится отпевание. Пять гробов стояло в ряд у амвона, пономарь в замызганном стихаре сосредоточенно дул в кадило, а из боковых врат алтаря как раз вышел, наскоро поправляя колом сидевшую старенькую ризу, незнакомый батюшка, совсем еще молоденький. Люди, ожидавшие отпевания, вставали со скамей, зажигали одну от другой приготовленные заранее свечи. Некоторые плакали, утирая размокшие лица платками и бумажными салфетками. Мужчины потянулись наружу – курить. И тут он увидел ее. Свою жену. Она стояла спиной к алтарю, завязывая сзади на шее знакомую черную постовую шаль. Лицо у нее было совсем старое, и какое-то мертвое от горя. Не чуя под собой ног от вновь накатившего волной страха, он приблизился к крайнему гробу и глянул в неузнаваемое распухшее сине-багровое – свое – лицо. И, удушливо рыдая, повалился без памяти прямо в отверстый гроб.

Отец Полипий пробудился ночью в слезах, которыми намокло все: лицо и наволочка, а также борода, на ощупь превратившаяся в мочало. Еще не окончательно проснувшись, он плакать продолжал. Но душу растревоживший кошмар уже рассеялся, и место уступил отраде облегченья: «Слава Богу, что это сон, всего лишь сна причуда…»

Отерев – скорей, размазав по лицу остывшую горячечную влагу, он продолжал с закрытыми глазами, с не утихающей еще тревогой прислушиваться в темноте к нарушенному было течению размеренному жизни. Ничто, однако, наяву не предвещало трагического смертного исхода, вторжением грубым испугавшего его. В мирной тишине квартиры чуть слышно где-то капала вода, да шаркали часы, идя неспешно: громадные, напольные – в гостиной, старинных, еще дедовских времен. Вот зашипел ударный механизм, затем, спустя протяжное мгновение, звон гонга раскатился глуховатый, один протяжный, тягостный удар. И сразу где-то далеко завыл натужно, на выходе из парка разгоняясь, троллейбус первый, утра ранний вестник.

Вообще-то в сны отец отнюдь не верил, и веру прихожанок в сновидения при случае высмеивал жестоко. «Представьте», – говорил попам, бывало, – «на исповеди все мне норовят перечисленья вместо согрешений намедний сон подробно рассказать. И ведь буквально каждой Христос являлся, или – Божья Матерь». В последние года уже и вовсе не исповедовал – так достали бабы. А если за нуждою многолюдства и выходил по случаю – то, сходу накрыв епитрахилью подходящих, бывало, спросит только имя, да и – с Богом. Так что, сколь ни будь народу, в минуты всех буквально отпускал. Настойчивых особо – отсылал к другим священникам за ихнею нуждою. А пусть теперь-ка с ними, коль охота, кто помоложе, ладят, как хотят. В Соборе, благо, где он настоятель и при Владыке лично состоял доверенным лицом, секретарем – попов всегда довольно, недостатка – как в штатных, так в сверхштатных – не бывало. Вот и пристало с женским полом им возиться, бредни слушать их.

Читать дальше