Владимир Стрельцов - Низвергая сильных и вознося смиренных. Kyrie Eleison

– Мессер Эверард, вы совершили проступок, сильно роняющий вас в моих глазах. Вы поддались эмоциям, но я люблю и ценю вас, как отважного воина и преданного мне слугу. Вы избежите наказания. Мало того, я поручу вам важную и ответственную миссию. Вы, верно, знаете, что своих самых преданных соратников я в эти дни с болью в сердце направлял при дворы наших самых могущественных соседей. Своего брата Бозона я отправил представлять мои интересы в Лукку, своего племянника Теобальда в Сполето, присутствующего здесь отца Альдуина поручил быть моим апокрисиарием при дворе архиепископа Фламберта Миланского. Демонстрируя свою любовь и уважение к вам, я уравниваю вас с вышеупомянутыми лицами и даже более того, поскольку назначаю вас моим послом при дворе Его Святейшества папы Льва.

– Да благословит Господь наместника Апостола своего во всех делах его! – подытожил Альдуин, но Гуго взглядом дал понять, что это здесь лишнее.

– Благодарю вас, государь, но я хотел бы отказаться от этой высокой и незаслуженной награды и отправиться на поиски своей невесты.

– Я беру на себя поиски девы Розы, дочери графа Вальперта, а вам повторяю свой приказ. Не искушайте государя своего, мессер Эверард, и не испытывайте понапрасну моего терпения, – голос короля зазвенел как сталь.

– Я благодарю вас, государь, – выдавил из себя Эверард.

Гуго повернулся к нему спиной и, в сопровождении Сансона и Альдуина, направился к дверям донжона замка.

– Я ваш должник, мессер Сансон. Вы на редкость предусмотрительны, – сказал Гуго. Обернувшись на оцепеневшего от горя Эверарда, король мысленно ухмыльнулся. «В Риме, мой милый, тебя определённо поджидает сюрприз. Кто знает, на какие безумства он тебя сподвигнет. Меня можешь не благодарить, свою награду я получу на днях».

– Я обдумал всё ещё несколько раз и утвердился в своём решении в самое ближайшее время отправиться в Рим, – заявил Гвидо Тосканский своим братьям, родному и сводному, Ламберту и Бозону, одним погожим октябрьским утром.

Братья сидели возле парапета крепостной стены графского дворца, куда они велели слугам подать свой завтрак. Стояла превосходная погода, осень в Лукке только-только начинала осторожно заявлять о себе. Гвидо, вновь почувствовавший вкус к жизни, энергично пытался наверстать упущенное за летние месяцы, каждый новый день вновь будил в его душе оптимистические планы, ну а такое утро, как сегодня, подняло бы настроение даже у вконец разочаровавшегося скептика. Сыры, фрукты и молодое вино были наилучшим дополнением к этому утру, и ничто другое не могло с ними сравниться. Кофе? Возможно, но до его появления в Европе оставалось ещё несколько сотен лет.

– Вы всё-таки смирились с поведением вашей жены и верите ей на слово? Воистину, брат мой, у вас начисто отсутствует самолюбие и уважение к себе, – ответил Ламберт.

Несмотря на то, что Ламберт к этому моменту уже перешагнул порог тридцатилетия, в отношении к нему у многих до сих пор сохранялся стереотип, как о человеке еще слишком молодом и незрелом. Такое иногда бывает у младших братьев, которые до поры до времени находятся в тени своих старших родственников, благодаря чему период взросления у них несколько затягивается. Быт и нравы Х века, как правило, не оставляли молодым людям много времени на праздную и безответственную жизнь, уже с тринадцати лет отправляя под венец, а с пятнадцати в боевое седло. Однако Ламберт в этом плане являлся исключением: ход событий, когда графством долгое время управляли родители, а потом старший брат, позволял ему вести жизнь лёгкую и приятную. С удовольствием приняв поручение от Гвидо вести военные дела графства, Ламберт в скором времени проявил на данном поприще определённые таланты. Мало кто в те годы пытался противостоять Тоскане, да и она сама предпочитала в крайнем случае откупаться от назойливого неприятеля, но иногда, как это было нынешней весной у Перуджи, Ламберту всё-таки доводилось обнажать свой меч, и тогда враг очень скоро жалел о своей излишней амбициозности и горячности.

В своём графстве Ламберт пользовался понятной любовью и уважением. Его любили и за приятную внешность, выгодно отличавшую его от старшего брата, а также за набожность и мягкий нрав в отношении к смердам, чего никогда нельзя было поставить в заслугу его заносчивой сестре Ирменгарде. Воинские доблести ещё более увеличили популярность Ламберта в Лукке и Флоренции, что, вкупе со сформировавшейся, как у всякого здорового тридцатилетнего мужчины, честолюбивой натурой, привело к возникновению у Ламберта определённых мыслей, которые он пока предпочитал держать при себе.