В заключение своей миссии они распахнули двери пиршественной залы, и Бозон очутился посреди удалого пира, по всем признакам достигшего своего апогея. Где-то сверху отчаянно, изо всех своих сил старались музыканты, за столами сидело около тридцати благородных сеньоров в окружении почти такого же количества развязных девиц с небольшим количеством одежды на теле. Из примыкающей к зале комнаты за пиром наблюдал внимательный мажордом, немедленно отдававший приказания слугам либо подлить вина жаждущим мессерам, либо почтительно вывести на свежий воздух особо перебравшего гостя, начинавшего своим состоянием портить праздник остальным. Слуги блистательно исполняли приказы, словно призраки мгновенно вырастая перед пиршественным столом и также внезапно исчезая.
Бозон прошёл вдоль стола, с ухмылкой оглядывая гостей и чувствуя в себе то определённое брезгливое превосходство, которое знакомо всякому, кто хоть раз с трезвым умом пробирался сквозь множество упившихся и утративших чувство реальности тел. Некоторые из гостей узнавали его и даже пытались героически приподняться, чтобы засвидетельствовать своё почтение брату короля. Но большинством общества его появление осталось практически незамеченным. Один молодой барон, попавшийся Бозону по пути, и вовсе потеряв, видимо, всякое терпение и стыд, в момент прохождения высокого гостя победоносно овладел своей подругой прямо за столом, что, впрочем, вызвало только волну поощрительных комментариев со стороны его соседей.
Сам король расположился за отдельным столом, устроенным на возвышении. Рядом с ним и прильнув к нему, сидела невысокая брюнетка, раздетая до пояса. Она, по всей видимости, обладала редким талантом вызывать у короля самую разную гамму чувств за сравнительно короткое время. Пока Бозон шёл к королю, Гуго успел её и ласково погладить по груди, и зло потрепать за загривок. Всё же, как с удовлетворением заметил наблюдательный Бозон, Гуго, в отличие от гостей, пребывал ещё в том кратковременном состоянии, когда вино приятно разогрело кровь, но ещё не помутило разум, а следовательно, надлежало спешить.
Появление брата Гуго встретил весьма радушно.
– Приветствую тебя, мой дорогой Бозон, мой верный и преданный брат! Вижу, что ты спешишь ко мне с вестями, и молю Бога, чтобы эти вести оказались мне по сердцу. Ага, я уже вижу, что вести серьёзные. Вон пошла, – закончил Гуго, оттолкнув от себя свою пассию. Та безропотно, опустив голову, освободила место подле короля. Бозон проводил её изучающим взглядом.
– Мне кажется, мой король, что её лицо будто мне знакомо?
– Не кажется, Бозон. Это Роза, дочь Вальперта.
– Помилуй, Гуго, она же дочь благородного милеса.
– И что же? Разве королевские конкубины должны быть из подворотен, как для прочих?
– Но она всё же дочь вашего верного и преданного слуги!
– Этот старый пёс Вальперт уже отработал своё и вряд ли принесёт ещё пользу. Представь себе, он дал слово прислуживать нашей Ирменгарде и сжигает немногочисленные оставшиеся до встречи с Господом дни в лесной глуши. От него мне теперь ровно никакого толку.
Бозон, пожав плечами и рассудив, что королю, наверное, виднее, расположился рядом с Гуго. Из небытия возник услужливый слуга, и перед Бозоном предстали блюдо с дичью и кубок с поличиано.
– Ну же, рассказывай, как там дела у моих любимых братьев? – спросил Гуго, как только Бозон сделал первую передышку в своей трапезе.
– Гуго, мне бы хотелось обсудить это с вами наедине.
– Напрасно вы не доверяете этому обществу, – Гуго обвёл рукой разворачивающуюся перед ним пьяную панораму. – Поверьте, это безопаснее, чем разговаривать в пустой тихой комнате. Всем нашим друзьям, собравшимся здесь, сейчас точно не до нас.
– Но мне хотелось бы, чтобы и наш племянник, епископ Манассия, принял участие в нашем совете. Сюда он не может прийти во избежание грязных слухов и домыслов.
– Ценю его и вашу щепетильность. Эхе-х! Что ж, делать нечего, проследуйте в башню, я прикажу найти нашего епископа и сам буду вас там ждать.
Через пять минут братья вместе с епископом уединились на смотровой площадке, предварительно выгнав оттуда всех солдат. Бозон поведал своим родственникам о событиях в Лукке. По окончании речи Гуго обнял его.
– Радуйся, ваше преподобие, – сказал он, обращаясь к Манассии, – радуйся за мудрость родственников твоих и проси Господа, чтобы и тебе подобная мудрость в наиболее возможном размере перепала. Прекрасно, прекрасно, всё сложилось просто прекрасно. Все наши голубки теперь сидят по своим клеткам. Мароция в Риме, Гвидо в Лукке, Беренгарий в Иврее, Рудольф в Безонтионе, каждый сидит и трясётся за свои собственные интересы, и даже муж с женой теперь находятся порознь. Ну что же, мы можем теперь начать расправляться с ними поодиночке. Кого вы предложите мне на первое?
Читать дальше