Ирина Мист - Записки на простынях

У меня было несколько страхов. Они перетекали один в другой и сплетались, но, по сути, страх был один – быть видимой.

В школе я избегала трёх вещей – писать, танцевать, говорить. Страх, стыд, неуверенность заполняли моё тело, стоило очутиться у школьной доски. Или, когда на школьной линейке выходила получить грамоту за победу в очередной олимпиаде. Ссутулившись на ватных ногах, плелась к директору школы, вкладывала ледяную ладонь в его руку и возвращалась на место. А сердце продолжало гулко отбивать удары в горле.

Мне до сих пор бывает стыдно за достижения. С трудом сдерживаю слёзы – сомневаюсь, что заслужила благодарность или добрые слова. Могла бы сделать лучше. Чувствую себя халтурщицей. С критикой проще – к ней я привыкла.

В школе я не писала сочинений – было стыдно за то, что мои мысли прочтут. Обкладывалась книгами: пара учебников по литературе, критические статьи, обзоры – и дёргала по фразе из разных источников, меняла местами слова, склеивала предложения. Получалось неплохо. Отшлифованные временем мысли экспертов. И ни одной собственной.

Я была отличницей. Единственную четвёрку получила, конечно, по литературе. Разрыдалась прямо на экзамене и проплакала часа два. В оставшееся время вытаскивала из памяти вызубренные фразы из учебников и, как обычно, склеивала их в предложения. Мне было страшно, что мои мысли станут достоянием других. А вместе с ними – моё мнение, уже тогда отличавшееся от того, каким оно должно быть у примерной советской школьницы.

Я хорошо помнила, что такое кара за инаковость. И как это – оказаться один на один с толпой.

С танцами – та же история. Боялась, что сделаю не так. Не как нужно, не как все. Страстно хотела танцевать. Но лет до восемнадцати не довелось. Я занималась в клубе юных космонавтов, играла в кукольном театре, но танцев в моей жизни не было. Мирилась со своим слишком большим рыхлым телом и подростковой угловатостью. Не могла повторить даже самые простые движения, не говоря о том, чтобы двигаться свободно. Казалось, все глядят на меня, осуждая. Смотрела на танцующих с завистью и тоской, как гадкий утёнок на прекрасных лебедей. Я была единственной, кто не танцевал на выпускном вечере в школе.

Всё изменилось спустя год. На изнурительных диетах и выматывающих упражнениях за несколько месяцев сбросила килограмм пятнадцать и обнаружила под слоем жира тонкую талию и симпатичные ноги. Занялась аэробикой, а через пару месяцев танцевала в ансамбле эротического танца.

Тогда и случились первые выступления на сцене. Выходила в корсете, короткой пышной юбке и чулках, купалась во взглядах зрителей и танцевала. Мне не было страшно или стыдно. Словно так естественно танцевать полуголой на сцене.

Я и сейчас обожаю чужие взгляды и внимание. Чем больше – тем лучше. Но как страшно проживать на сцене по-настоящему своё, без прикрас, вытаскивать нутро на суд человеческий. Особенно когда в зале значимые люди.

Моя правда иная. И она разнится с той, что хотят увидеть они. Она может быть уродливой, ранящей, страшной. Но я хочу видеть, что она обнажила сердца по ту сторону сцены.

Конца этой честности нет. Выступаешь, уходишь за кулисы и понимаешь, что можно было зайти глубже, сделать выступление ещё откровенней.

Но иногда случается настоящее, искреннее, живое действо. Безошибочно приходят нужные слова и движения, в которых нет фальши. И уходишь с чувством отлично исполненного долга. Внутренний критик умывает руки.

В ней липко, как в медовой капле. Хочется переступить, сделать хоть что-то, чтобы прекратить. Не верю в неё. Как и в улыбки. Что такое улыбка – узаконенный способ скрыть агрессию. В агрессию верю. Тому, что читаю в глазах, верю. Что скрывает улыбка? Радость? Смущение? Ненависть? Человек сам знает, что прячет под ней?

Нежность ценю на контрасте с болью и чужой властью над моим телом, чувствами, жизнью. Это отличается от того, когда просят: «Делай со мной, что хочешь. Я твоя».

Многие ли позволят сделать всё, что хочет партнёр? Всё. Без ограничений.

Возьмите паузу.

Вдумайтесь.

Всё.

Это гораздо больше, чем секс. Все его виды.

Это плети, иглы, ножи, огонь, удушение, игры на грани смерти. Опасные игры на пределе боли или психики.

В жизни бывают моменты, когда я не могу сказать «нет». Разве что один раз. И уйти.

Я тонула в предельной боли, ничего не видела сквозь пелену слёз, но ни разу не подумала о том, чтобы остановить. Меня захлёстывали страх, боль и безысходность. Уже дома, когда всё позади, а я всё ещё жива, с наслаждением перебирала эти мгновения, как чётки.