Рената Окиньская - Дочь домашнего тирана

Их с отцом развод, такой долгий и выстраданный, не оставил маме сил на хоть какую-нибудь активность. Она переживает его последствия даже спустя несколько лет.

Бывает в жизни так, что люди созданы друг для друга, и с этим ничего нельзя поделать – они будут вместе несмотря ни на что, несмотря ни на какие преграды. Они пройдут через пространство и время, преодолеют смерть, победят все невзгоды, но обязательно будут вместе. Это судьба.

Но судьба бывает разная. Поэтому еще встречаются люди, которым быть вместе категорически нельзя. Лучшее, что они могут сделать друг для друга – это находиться как можно дальше и ничем не напоминать о себе.

Мои родители как раз из вторых.

Они определенно поженились лишь для того, чтобы развестись, но слишком заигрались в семейную жизнь, и в результате появилась я.

И я с рождения вынуждена была наблюдать, как папа гнобит и унижает маму, беспощадно и с тонким удовольствием разрушая ее сущность, и как она то отчаянно и бесполезно трепыхается, пытаясь отстоять хоть какие-то крохи самоуважения, то прогибается еще сильнее в надежде, что это будет зачтено и одобрено.

Всё это они почему-то называют любовью. Я им, конечно же, верю. Они – родители, им ли не знать?

Я с детства уверена, что любовь – это прекрасное чувство! Очень сильное, волшебное, мощное и стихийное. Любовь совершенно не обязательно должна приносить счастье или радость, но она подарит целый океан восхитительных эмоций и переживаний. Страдания, которые она принесет, будут светлыми и чистыми. Погрузившись в нее можно испытать невероятный восторг и наслаждение, и нет ничего в мире прекраснее этого чувства! Правда, если ее потерять, то можно потерять и себя…

Но я верю в свою счастливую судьбу. Я верю, что ничего плохого со мной не случится.

То есть верила.

Пока не потеряла себя.

Четыре раза.

***

– Ты представляешь, кого я тут на днях встретила? – мама звенит ложечкой по краям чашки (всегда меня ругала за это, а сама делает!), и звук этот кажется очень домашним и уютным.

Туча за окном, наконец, с облегчением разродилась дождем, не на шутку взбесившийся ветер горстями швыряет воду в оконное стекло. Интересно, Иван на машине или мокнет сейчас где-нибудь? В такую погоду пить чай на маминой кухне и болтать о всякой ерунде – сплошное удовольствие!

– Неужели президента? – подкалываю ее я.

– Круче! – улыбается она.

– Да куда уж круче?

– Представляешь, поехала на рынок, иду себе, думаю о своем, а мне навстречу идет этот твой Эндрю!

– Надо же! Интересно, как его туда занесло?

– Ага, вот и я о том же! Я его даже и не узнала сразу… Слушай, растолстел, если не сказать разжирел даже, морда красная – пьет, наверное… Девочка эта с ним, ну, на которой он после тебя женился. Узнала меня, нос задрала и его подальше утащила, пока не заметил…

«Этот мой Эндрю»! Господи, ну что за гадость? Вспомнила – словно лягушку холодную проглотила!

– Он, наверное, до сих пор жалеет, что ты его бросила, – доносится до меня мамин голос сквозь пелену подступающих воспоминаний. Жалеет… Может быть. Мне все равно. Я ни о чем не жалею.

***

С Эндрю я знакомлюсь на рок-концерте, куда отправляюсь в честь своего совершеннолетия.

Концерт на стадионе, на открытом воздухе. Накрапывает дождик, но всем пофиг – кураж невероятный! Мы с моей подругой Ингой проталкиваемся почти к самой сцене, как две вертлявые рыбёхи, просто чудом умудрившись не расцепиться по дороге и не схлопотать по зубам от тех, кому не нравятся наши телодвижения. Всем хочется стоять впереди!

Пофиг!

Мне наконец-то восемнадцать! Мне все можно! Я свободна!

Последний, кому я подлезаю под локоть прежде, чем прижаться животом к железной ограде – и есть Эндрю. Он явно не доволен таким поворотом событий, но бросает на меня взгляд-другой и, вместо того, чтобы отшвырнуть обратно себе за спину, встает немного боком, и одной рукой вцепляется в ограду, частично прикрывая меня собой от бьющейся в экстатических припадках толпы.

До конца концерта я прижимаюсь плечом к его груди, а на финальную песню он вдруг подхватывает меня и сажает себе на плечи.

Я счастлива.

– Ну что, может, по пиву? – предлагает он, когда музыканты окончательно покидают сцену. Мы наблюдаем, как техперсонал убирает музыкальные инструменты и оборудование, сматывает провода.

Торопиться нам некуда – взбудораженная драйвовыми мелодиями рок-общественность рассасывается медленно. Я дико хочу в туалет, до такой степени, что даже мысль о пиве делает мне больно. И, тем не менее, я киваю.