Анастасия Шерр - Таир. Спаси меня

– Не хочу… Не хочу замуж. Не хочу, – твердила, как заведённая, на что отец разозлился и прогнал меня.

Я бросилась к матери, упала ей в ноги, обхватывая колени и целуя руки, которыми она пыталась меня оттолкнуть. Я не знала, за кого они хотят отдать меня, но отчего-то до ужаса боялась. В нашей деревне я мало кого знала из мужчин. Мне было запрещено разгуливать по улице без веской на то причины. Исключением являлся поход в магазин, к менялам и торговцам или на пастбище. И то только в присутствии матери. Да даже если бы её не было рядом, я всё равно не осмелилась бы поднять взгляд на мужчину, чтобы не стать шлюхой. На мужчин смотреть – большой грех. Можно только на родных братьев. О том, чтобы заговорить с чужим мужчиной, вообще речи не шло. За такое могли казнить сразу же, без суда и следствия. Впрочем, обычно так и делали. Это уже через годы я поняла, что самосудом мои земляки занимались без веских доказательств вины. Девушку даже не всегда водили к врачу, чтобы определить, девственна она или нет. Если главе семьи казалось, что это лишнее, приговор выносили просто со слов соседей или знакомых, которые видели, как девушка опорочила честь семьи. Потом я буду задумываться над тем, что происходило на моих глазах, о том, что произошло со мной… Почему люди поступали так со своими родными? За что? Что побудило их стать такими? Вера? Нет. Религия здесь ни при чём. Это сотворили сами люди. От злобы своей, от зависти или боли. Неважно. Всему виной люди. И я буду долго ненавидеть их всех за ту боль, что мне пришлось пережить.

– Отстань, полоумная! – прикрикнула на меня мать, толкая на землю, и я растянулась прямо в луже, куда выливала грязную воду после стирки.

– Нет, мама, нет! Не отдавайте меня! Я не хочу замуж! Ты же говорила, через два года после того, как пойдёт кровь!

Месячные наступили весной, а значит, у меня ещё было время. Уже тогда я понимала, что несколько месяцев не спасут меня от неминуемого замужества, и я, конечно, хотела замуж… Но мечтала выйти за того, кто придёт к нам свататься, я его увижу и полюблю. Как в фильмах, которые мать с Фатихой смотрели по вечерам, когда отца с братьями не было дома, а соседка сбегала ненадолго от своих. Я украдкой следила за происходящим на экране старенького телевизора и мечтала так же… Чтобы можно было не заматываться в тяжёлое, жаркое покрывало, когда выходишь из дома, чтобы жених в присутствии родителей надел мне на палец золотое кольцо, а мама подарила мне несколько красивых платьев и вручила приданое. И чтобы жених был красивый и нежный. Чтобы увёз меня отсюда подальше и больше никогда не позволил вернуться домой. У меня бы отросли, наконец, длинные волосы, и я надевала бы только красивую одежду.

Я мечтала об этом втайне, никому не рассказывая о своих грешных мыслях. Да и некому было рассказывать. Только несколько овец да пара худых коров. Им я тоже ничего не говорила, боясь, что мать может услышать и рассказать отцу. Сама она редко меня била. Могла дать затрещину или тряпкой отмахнуться, но так сильно, как бил отец, – никогда. Вот только я сомневалась, что она сохранит мою тайну. Первым делом пожаловалась бы ему, человеку, которого я со временем возненавидела так сильно, что, видя, как он уходит со двора, хотела воткнуть в его спину вилы. Причинить ему боль хотя бы раз.

– Замолчи! Кто ты такая, чтобы спорить с отцом? Как посмела?

Я не знала, как посмела, откуда во мне взялось столько смелости и духа. Поднявшись с земли, шагнула к матери и схватила её за руку.

– Не отдавай меня! Мне там будет плохо! Я знаю, мне будет плохо! – предчувствие меня редко обманывало. Я всегда знала, когда отец вернётся домой злой и побьёт меня. Всегда это предвидела. На этот раз я тоже почувствовала опасность и тревогу. И снова не ошиблась.

– Глупая девчонка! Ты даже не представляешь, как тебе повезло, – мать с опаской обернулась на кухню, а потом потащила меня за сарай, больно сжимая запястье. – Твой жених очень богатый. Будешь жить как королева. Мы даже не могли мечтать выдать такую худую и некрасивую девочку за подобного мужчину. Больше не будешь пасти овец да коров, будешь в золоте ходить, – мать шептала мне это так горячо и вдохновенно, что я даже замолчала, прислушавшись к её словам.

А что, может, зря я так всполошилась? Может, это билет на свободу? Туда, где я не буду бояться побоев и греха? Туда, к красивым платьям и расшитым шелковым платкам?

Золото. Мать неустанно твердила о золоте, которого у меня будет целая гора. Я видела золото только раз, в материном сундуке, она прятала его в тряпичной сумочке. Кажется, это были серьги. Красивые, блестящие. Однажды я вытащила их, чтобы посмотреть, за что получила по рукам. Мать никогда их не надевала, наверное, боялась потерять.