Они забрались в мешок и тесно прижались друг к другу. До этой поры Виктор только пару раз целовал ее в темном подъезде, когда провожал до квартиры: Галина всякий раз старалась выскользнуть и торопилась домой. Но сейчас ей некуда было деться, она это понимала и сама. Поэтому позволила целовать себя, сколько он хочет.
На ней был свитер, и через него он чувствовал, как набухает ее грудь. Когда они согрелись в мешке, он задрал этот свитер вместе с майкой, вывернул бюстгальтер – и растворился в теплоте девичьего тела.
Было страшно тесно и неудобно. Галя закрыла глаза и полностью отдалась ощущениям, а Виктору пришлось «изобретать способы и принимать решения». В конце концов, он немного расстегнул за своей спиной молнию мешка, и это спасло положение.
Они уснули почти голые. Джинсы и трусики девушки болтались где-то в ногах, она повернулась спиной, доверчиво прижавшись к нему ягодицами, и он обеими руками сжимал ее груди, словно боялся расстаться с ними хоть на мгновение.
Следующую ночь на даче они опять провели вместе. Эти часы запомнились ему на всю жизнь. На этот раз Галя сняла бюстгальтер заранее, и они прижимались друг к другу, обмениваясь теплом тел. Даже под утро, когда печь остывала, а дом вымораживался, им вдвоем было уютно и комфортно.
Теперь она стала полностью ЕГО девушкой. Осознание это приводило Виктора в восторг. Какое-то время он находился в эйфории, понимая, что обладает сокровищем, равным которому нет в мире. И все-таки его не покидало тревожное ощущение возможной потери. Иногда он на секунду представлял себе, что вдруг появляется некий человек, который тоже предъявит свои права на Галю, и за нее придется биться. Он заранее ненавидел этого человека, желал ему смерти еще до рождения, и озирался вокруг себя, чтобы не пропустить его появления. Ощущение того, что ради обладания девушкой он готов покалечить кого-то, немного пугало Виктора. Он старался не придавать значения своим фантазиям, но от этого тревога никуда не уходила. Она лишь становилась гибче, появляясь в самые непредсказуемые моменты и отравляя ему жизнь.
На восьмое марта он подарил Гале золотое кольцо. Для этого пришлось две недели разгружать ночами вагоны с зерном, и руки со спиной просто отваливались: при росте почти сто восемьдесят сантиметров Виктор все-таки выглядел щуплым ботаником. Он не был рожден для такой работы.
Сверкающие глаза девушки почти мгновенно вылечили его. В этот день они с Галей были счастливы.
– Послушай, – сказала она однажды. – Почему-то мне кажется, мы поступили не очень хорошо там, на даче.
– Ты о чем? Было здорово.
– Да, правда. Но мы поторопились. Давай больше не будем этим заниматься…
Она смотрела на него большими глазами, и ее волосы заструились по плечам золотисто-соломенным водопадом. Цвет был натуральным, и даже Андрей Руднев оценил его на «отлично».
– Ты не хочешь, чтобы мы больше…
– Пока! – пояснила она терпеливо. – Только пока.
– А когда же будет можно?
– После того, как поженимся.
Ответ был таким неожиданным, что Виктор оцепенел. О свадьбе он сам стал думать только недавно, но мысль, возникнув однажды, продолжала укрепляться день ото дня.
Это сразу решало бы многие проблемы. Если Галя станет его женой, он не будет так бояться лишиться ее. Андрей Руднев как-то сказал по-дружески: «Ты стал немного сумасшедшим в последнее время, Витек». Он и сам чувствовал, что любовь начинает пожирать его изнутри. Вернее, то, что отпочковалось от любви, и таковой являлось только с натяжкой.
Но бороться с этой силой он не мог и не хотел. По молодости человек не понимает середины: ему подавай или право, или лево. «Ревнует – значит, любит». Так говорила мать Виктора, которую отец иногда гонял по квартире, несмотря на свое партийное прошлое. «Коммунизм коммунизмом, а табачок-то врозь!» Женщина у каждого должна быть своя, и если она не внушает доверия, шастает по соседям и поздно возвращается с работы – нужно ее воспитывать. Когда на него находили приступы ревности, он лупил жену, не разбирая, куда попадает. Доставалось и детям, если те пытались встать между родителями. Кстати, старик в зрелых годах не стал сдержаннее. Похоже, сейчас в Викторе сказывалась его порода.
Решение пришло сразу. Он написал заявление об академическом отпуске, предполагая, что через год положение изменится, и можно будет восстановиться на кафедре. А потом устроился работать.
Поскольку к железу склонность у него имелась всегда, а после всех путчей и тихих революций в страну хлынул поток импортной бытовой техники, ее обслуживание стало делом перспективным. Виктор устроился в фирму по ремонту стиральных машин и холодильников.
Читать дальше