Светлана Шульга - Морегрина - Бежать. Потерять. Погибнуть. Возродиться

– Что ты искала в своём городе? – спрашивает она.

– Свободу!

Это слово – самая суть моей прошлой правды.

– Нашла? – Надежда загадочно улыбается.

– Мне казалось, что да, – вздыхаю и тоже делаю глоток, медленный и большой, подобно новой знакомой. Но насладиться не получается. Чай обжигает горло и терпкой крепостью связывает рот.

– Ка-з-а-а-а-лось! – говорит она, растягивая слово, и чуть подается ко мне.

– Знаешь, Морегрина, свобода – это точный выбор. Ты обрела ее тогда, когда позволила себе выбирать. Выбирать между «остаться» и «меняться». И ты предпочла лучшее. Ты сделала выбор, а значит, ты уже на пути к своей свободе. Теперь просто полюби свой выбор.

От этих слов становится немного легче, но демоны страха все равно стоят за спиной и шепчут. Я не могу разобрать их слов, но чувствую присутствие так явно, что боюсь даже оглянуться.

– Не оглядывайся, – продолжает Надежда: – Там, в прежней жизни ты была зависима и неверна себе. Ты следовала выбору других. Ты состояла из лживых убеждений и суеты. Суета – это враг. Она заставляет пребывать в мнимом мире. Именно в том мире, где всё КАЖЕТСЯ.

– Я не уверена, что сбежала.

– И правильно, что не уверена! Не из города мы сбегаем. В большие аттракционы – в города-иллюзии мы сбегаем от себя, от памяти, от теней прошлого, от собственного страха…

– Да, – смотрю на нее с удивлением и благодарностью: – Всё так! Но мой страх – хитрец. Словно я отвернулась, а он незаметно пробрался в чемодан и отправился вместе со мной в путешествие. И сейчас, вместо предвкушения, я чувствую только…

– Боль? – Надежда снова договаривает за меня: – Тогда давай спросим совета у Белого Шамана.

– У кого? – переспрашиваю я.

– Сейчас увидишь! – поднявшись, она берет книгу со своей полки и садится обратно.

Проведя изящными пальцами по затёртой картонной обложке, она, легко дунув на переплет, раскрывает неизвестную мне книгу с рукописным текстом внутри. Раздается шуршание старой пожелтевшей бумаги, несколько страниц перекатываются слева направо, мелькают абзацы, строчки, буквы, рисунки… Вдруг, резко, как по волшебству, страницы раскрываются примерно на середине книги, и она читает:

«Верь в свою мечту! Держи мечту под светом. Как семя взращивай. Поливай росой рассветов. Показывай только солнцу, и она прорастёт. Держись за мечту, как за ствол заветного древа. Вместе с ней тянись вверх.

Выше травы зависти, выше кустов неверия, выше лесов сомнений, выше гор страхов. И мечта наполнит твои сосуды. Она будет пульсировать с реками крови. Будет бить в бубны вместе с шаманом твоей души. Прорастёт вместе с тобой. Сквозь все преграды прорастёт!

Держи листья и цветы мечты по ветру. Лови эфиры шансов. Плыви. И мечта вынесет тебя на орбиту, где смелые, восторженные и упрямые кормят с ладони звёзды. Держись своей мечты!»

Прочитав, Надежда захлопывает книгу, бросает на меня лукавый взгляд, отодвигает свой стакан к окну и снова забирается на верхнюю полку.

Вагон вновь заполняется шумом, но я сижу, не двигаясь, ошарашенная книжным предсказанием, впитывая каждую фразу, стараюсь не потревожить расходящиеся внутри меня круги.

Рядом садится девушка, крутит в руках билет, что-то говорит, кажется, недовольным тоном. Крякнув, занимает своё место седой мужчина с глазами побитой собаки. Вглубь вагона, препираясь, проходят измазанные мороженым дети, жалуясь маме, не отрывающей взгляд от телефона.

Все занимают свои места. Поезд трогается. Он снова везет сотни желаний. Сотни надежд. Каждому кажется, что Мать Городов – это город, который заложен именно для него.

Та-дам-та-дам, та-дам-та-дам, та-дам-та-дам.

Вот здесь, прямо передо мной, растёт одна из четырех стен. По плану это будет стена с широким балконом на втором этаже. Его украсят резные перила, которые насквозь прошьют тонкие стебли плетистых растений, цветущих большую часть года. Всё точь-в-точь как в доме моего деда.

Утром и вечером балкон будет наполняться ароматами лопающихся от прикосновения первых и последних лучей солнца, мокрых от росы бутонов цветов. А ещё он будет полниться теплыми разговорами.

Опираюсь на прохладный бок серой крепкой стены. Дом будет основательным, как мой Дед. Я и все, кто будут в нём жить, будем под его защитой.

Картина рисуется в моей голове настолько чётко и реально, что я даже рефлекторно поднимаю ногу, пытаясь поставить её на еще не существующую первую ступень лестницы, ведущей к ярко-синей двери.