Светлана Гребенникова - Мерцание зеркал старинных. Глаза судьбы

Аня крепко держала меня за руку, и мы быстрыми шагами двигались по деревенской улице. От прохладного воздуха мне стало немного спокойнее. «Может, за границу уехать или сбежать куда-нибудь от горячо любящих меня родственников? От разрывающей душу любви, которую я ни получить никак не могу, ни забыть… Нет! Нет! Не могу я пока ничего решить». Что делать, я не знала, и покорно шла за Аней, гнала мысли прочь. Не хотелось мне ни о чём думать. Я просто наблюдала за тем, как они пляшут в голове, унося меня то к Федору, то прочь от него.

До Аниного дома оставалось уже совсем немного. Проходя мимо скотного двора, я споткнулась, Анюта быстро подхватила меня и поставила на ноги. Подняв глаза, я увидела Егора. Он стоял в нерешительности, не зная, то ли уходить, то ли поздороваться. Поборов робость, кучер всё же двинулся нам навстречу.

– Здравствуйте, барышня! Какой же я радый снова увидеть вас в добром здравии да в хорошем самочувствии.

Отчего-то его слова больно кольнули меня: захотелось ответить.

– Разуй глаза, Егор, разве ж я «в хорошем самочувствии»? На всём белом свете ты вряд ли сыщешь более страдающего человека, чем я. Да я чувствую себя так, что умереть сейчас мне кажется высшим из наслаждений!

Егор оторопело смотрел то на меня, то на Аню, теребя пуговицу на кафтане, и без слов спрашивал: «Что это с ней такое?» Заметив его взгляд, я ответила:

– Ничего, Егорушка, иди. Не преграждай мне дорогу, а то наша встреча может быть опасной для тебя, ты ведь знаешь.

Пожав плечами, он в недоумении пошел вдоль скотного двора. И я опять увидела спину уходящего мужчины. И даже засмеялась этому совпадению.

Аня с тревогой смотрела на меня как на болезную и тянула за собой:

– Ну хватит, барышня, а то мы всю деревню переполошим, дворовые сбегутся смотреть, как вы тут спектаклю разыгрываете… На что вам это нужно? Пойдемте в дом.

На улице было грязно, я то и дело наступала в лужи, но это рождало внутри лишь полное безразличие к происходящему. Стоя у крыльца, Аня подбадривала меня, заставляя подняться. Я отчего-то робела, страшась внести смуту в этот теплый гостеприимный дом. Всплыли отчетливые воспоминания о первом моем появлении в этой семье и о том переполохе, который я тут устроила. Аня подталкивала меня сзади, чтобы я шла быстрее.

– Ну ей Богу, барышня, чего ж вы как коза упрямая? – восклицала она, – подымайтесь же…

Я посмотрела на Анну с удивлением и крикнула ей в самое ухо:

– Аня, а что ты орешь-то? Чего распаляешься? Не видишь разве, мне плохо! У меня ноги не идут.

От неожиданности Аня вздрогнула, поправила платок и, приложив ладонь к звенящему от резкого окрика уху, ухмыльнулась:

– Как орать на меня, так силы у моей барышни завсегда найдутся, а как ноги пошибче переставлять, сразу и сил нетути. Гляньте, прям щас дух испустит. Ну куда это годится?

Я не торопилась входить, стояла и смотрела на тихий деревенский пейзаж. Снег почти растаял, и я вдыхала сырой воздух, суливший скорый приход тепла. Над крышами из печных труб поднимался дымок, источая приятный запах сгоревших дров. Около колодца гремела ведрами крестьянка. Ловко прицепив их на коромысло, она мерным шагом двинулась к избе. Навстречу ей выбежали два подростка, легко подхватили полные ведра и, смеясь, вбежали в дом. Происходящее вокруг было приятно взору, но уже не отзывалось той радостью, как раньше, не пела душа при взгляде на аккуратные домики, словно из сказки. Увиденное лишь слегка отогрело мою оледеневшую душу.

Почувствовав на себе чей-то взгляд, я обернулась и вновь увидела Егора. Он незаметно смотрел на меня с крыльца стоящего поодаль домика его жены. По возвращении из Тютюревки Егор всё же женился на своей Катерине, и я была рада за него. Катюша – статная деревенская девушка с добрым сердцем и такой же роскошной косой, как у моей Аньки. Они с детства дружили с Егором и давно были просватаны.

Я подмигнула ему и улыбнулась, что не укрылось от внимательного Анькиного взгляда. Она шумно засопела, резко толкнула меня вперед, и я ввалилась в открытые двери. Аня вошла следом и обратилась к матери, которая вышла нас встречать:

– К нам барышня изволили зайтить.

Мать всплеснула руками и низко поклонилась, бормоча себе под нос о великой радости, посетившей ее дом. Отчего-то слова ее показались мне неискренними, и я уже было хотела открыть дверь, чтобы удалиться… Но тут Аня, видя мое замешательство, недовольно зыркнула на мать и, взяв меня за руку, провела в комнату и усадила поближе к печке.