Василий Пряхин - Ночная прогулка

– Извини.

– Когда позвонят?

– В течение трех дней.

– Ясно. Хорошая новость. Хорошая. Я посуду мыть, у тебя какие планы?

– В гараж к дядьке. Потом хочу в кино сходить.

– С Вовкой?

– Нет. Один.

– А куда Вовка пропал?

– Был у него две недели назад. Попили чаю на кухне. Шепотом. Семья. Работа, ипотека. Матриархат, короче.

– Епта, мужики пошли. Ну, молодежь. Сколько детей?

– Один ребенок. Девочка. Его копия. Глаза такие же голубые, как магниты. Красивая. Но мне не дали поводиться. Его жена была не рада мне. Глаза выдали ее.

– Ничего, успокоится.

– Наверное. Хочешь, пойдем со мной?

Отец засмеялся.

– Не шути так. Никогда не ходил туда. И не пойду. А вот если бы мама была сейчас жива-здорова, она попросила бы с тобой. Она любила кино.

– Надело бы лучшее платье. Вообще, выглядела бы сногсшибательно.

– Ох, и не говори, сынок.

На этом разговор был закончен. Отец и сын погрузились в дорогие и в тоже время раздирающие сердца воспоминания.

Антон ушел в свою комнату.

Он пропустил мамины похороны. Ни спасибо не сказал, не простился, не стал тем, кем она хотела его видеть. Антонина Игоревна не раз заикалась во время семейных застолий на тему будущего её Антошки:

– Механик цеха, а то и завода, – на полном серьезе говорила она.

Не оправдал маминых надежд. Продавал наркоту малолеткам в клубе, чтобы жить на широкую ногу. Чтобы не ждать больших честных денег. Жить – сейчас. И покупать, и покупать, и покупать. Ни в чем себе не отказывать. Мечта…

Антон лег на диван и представил маму: вьющиеся волосы до плеч, утонченная шея, тонкие черты лица, красивая скромная улыбка и проницательные глаза, от которых ничего не скроешь.

– Как тебя не хватает, мам, – не открывая глаз, шептал Антон, лежа на кровати. – Без тебя все по-другому. Не объяснить.

– Сходи на кладбище.

– Что? – Антон открыл глаза и гневно посмотрел на отца. – Тебя что, стучать не научили?

– Дверь была открыта.

– Ты испугал меня.

– Принес тебе яблоко. Будешь? – Геннадий Петрович протянул сыну зеленое яблоко.

– Спасибо.

Яблоко оказалось безвкусным, отдавало травой.

– Я тоже скучаю. Схожу на могилу. Посижу. Выговорюсь. Легче. Сходи, давно прошу.

– Не могу.

– Через «не могу». Надо попрощаться. Месяц прошел после твоего возвращения, а ты так и не соизволил сходить на кладбище. Она ждет.

– Мама уже никого не ждет.

– Ты уже мужчина, не могу тебе указывать. Я просто хотел как лучше. А ты не слушаешься.

– Папа, я разберусь.

– Ладно, намек понял.

Отец вышел из комнаты.

В автосервисе работы было мало, Антон за четыре часа заменил передние стойки стабилизатора и выполнил две диагностики ходовой части. Для сервиса заработал 1600 рублей, для себя – 400. Честные двадцать пять процентов от прибыли, по слова дяди, равносильно большому кушу. Он не спорил. Взял выручку и перед тем, как уйти, спросил:

– Завтра во сколько подойти?

– Надо подумать. – Сергей Васильевич открыл журнал регистрации заказов. – Так. Завтра. С утра. Так, так. Есть диагностика ходовой, ага. Полное ТО. Замена передних колодок на Шеви Орландо. Короче, Антоша, есть работа. Приходи.

– Приду.

– Какие планы на вечер, сынок?

– Сходить в кино.

– Сто лет не ходил в кино. Как женился. – Улыбнулся. – С подружкой?

– Один.

– Значит тебе задание, Антоша.

– Какое?

– Пойдешь в кино и познакомишься там с девчонкой. Понято?

– Понято.

– Нечего ходить мне тут с волосатыми руками. – Сергей Васильевич смеялся. Озорно, по-мальчишески. – Не обижайся, сынок. Шутки шуткую.

– Какие обиды, дядя Сережа.

– Я серьезно у нас, у мужиков, мозги плавятся без баб. Вообще, завтра расскажешь. – Зазвонил телефон. Еще один клиент. – Ало, мастерская «Восход».

– До свидания.

Сергей Васильевич махнул рукой, а Антон вышел на освещенную солнцем улицу. Было хорошо, тепло, по-летнему уютно.

До кинотеатра – пятнадцать минут неспешной ходьбы. Антон и не торопился, начало сеанса через полчаса, а погода благоговела озираться по сторонам и наслаждаться свободой, красотой мироздания, сплошь расставленной то там, то сям. Только надо открыть глаза.

Что проще?

Сейчас глаза Антона были широко распахнуты. Он не замечал уродливых расписанных граффити переулков. Перекошенных, с облупившейся краской, заборов. Бездомных собак, семенящих в поисках лучших дней. Серых, словно всеми покинутых домов, за которыми почти никто не следил. Не замечал сбывающих запрещенные препараты дворовых мальчишек, не слышал их накуренных голосов, как из отбойника выстреливающий мат.