Ксения Мельрих - Марионетка. Странная связь

– Я тебя зову, зову! – проворчала я недовольно. – Ты чего молчишь?

Подойдя ближе, я внезапно почувствовала себя нехорошо. Что-то было не так. Затылок взмок, стало трудно дышать. Я хватала ртом воздух, но никак не могла вздохнуть. Я хотела убежать, развернуться и бежать в комнату, сесть на кровать напротив Кири, сделать вид, что ничего не произошло, ведь ничего и так не произошло, ведь так? Но как-то удалось себя заставить пройти два шага на трясущихся ногах, дотронуться до руки матери, сжимающей пульт.

– Мам? – пискнула я, еле слышно. – Мам?

Я сильнее затормошила. Голова ее качнулась и безжизненно упала на грудь. И тут я закричала так сильно, что едва не оглохла, а после рухнула в обморок.

Это самое страшное, что с нами могло произойти. Нас разделили. Может, это ненадолго, а может… нет, не может, никто нас не разлучит навсегда, это просто невозможно и…

Я утерла слезы кулаком, не отрываясь от пейзажа за окном. Вот уже четыре часа, как я еду в поезде в чужой город, к чужому человеку, который называет себя моим отцом. Я видела его всего четыре раза в жизни и ничего хорошего не вынесла из этих встреч. Я ненавидела его. За то, что он бросил мою маму, когда мне было всего полгода, за то, что даже не пытался наладить со мной связь, за то, что ни разу не позвонил и не поздравил ни с одним праздником. Я ненавижу все, что он делал для меня, – подарки, содержание, одежда, карманные деньги. Это все он перечислял лишь из чувства долга. Я знала, что он ушел к другой женщине, которая была беременна. Я помню, как мама кричала на него каждый раз, когда он звонил ей, чтобы узнать обо мне. Я знала, что она не простит его никогда, знала, что она очень сильно его любила, а он…

Я вновь утерла слезы, бегущие потоком по щекам. Дядь Толя, мой отчим и папа Кирилла, сказал, что ничего не может сделать, что по закону моим опекуном становится отец, раз он изъявил желание, причем такое категоричное. Этот урод настоял, чтобы я ехала к нему, туда, где он живет, в какую-то глухомань. И никто ничего не смог поделать. Бабушка вообще посчитала, что это разумно, что ее зять с его-то зарплатой и себя с трудом может прокормить, не то что двух детей. Я готова идти на работу, готова мыть подъезды, туалеты, если надо, только бы меня оставили с братом, но… но…

– С вами все хорошо? – участливо спросила моя соседка по купе – пухлая, розовощекая женщина с младенцем на руках. – Может, чаю хотите? Тут подают.

Я криво улыбнулась ей, глядя сквозь слезы в ее доброе мягкое лицо.

– Спасибо, но я обойдусь, – буркнула я и вновь уставилась в окно.

Неужели они не понимают, что я считаю отцом человека, реально воспитавшего меня, почему я не имею права голоса? Ведь мне уже 16 лет! Кирю все-таки отправили в лагерь, хоть он и упирался, грозился сбежать. На прощанье он сказал:

– Если хочешь, можешь никуда не ехать! – его глаза были сухими от непролитых слез. – Пожалуйста! – Его шепот был таким, словно…

Закрыв лицо руками, я зарыдала в голос, не в силах все это вспоминать. Все эти дни я держалась, старалась не плакать, была молодцом, но теперь, теперь, покидая родной город, который любила, который был моим домом, где была… была моя мама… мамочка моя!.. я не хочу, не хочу…

Младенец, видя, что я плачу, заревел сиреной. Мамка его всполошилась, пыталась успокоить карапуза, но тот вырывался от ее поцелуев, сучил крохотными ножками, выгибался дугой. Я глубоко вздохнула, вытерла слезы, высморкалась, истратив почти весь рулон туалетной бумаги. Поглядела на дитенка, улыбнулась ему. Тот, словно по мановению волшебной палочки, умолк и воззрился на меня с недоверием.

– Ну и чего ты ревешь, рёва-корёва? – спросила я его и подмигнула, шмыгая носом.

Тот улыбнулся мне, открывая в улыбке шесть крохотных зубов.

– Ну и напугали же вы меня оба! – воскликнула женщина, тяжело дыша и волнуясь необъятных размеров грудью. – Прямо как маленькие! Чес-слово!

Спустя двадцать часов пути ранним утром я сошла на перрон незнакомого мне провинциального северного городка. Кутаясь в кофту, я огляделась. Нужно было забрать свой небольшой багаж и двигать куда-то, хотя мне сказали, что меня встретят на перроне и обо всем позаботятся. Озираясь, я вернулась в купе, забрала чемодан, рюкзак и большую спортивную сумку. Было очень тяжело, но я все это тащила, моля бога, чтобы за мной никто не пришел, и я могла спокойно вернуться обратно домой к брату и отчиму.

– Давай я помогу, – раздалось позади меня, я пыталась выйти спиной из вагона.