Людмила Мороз - Хозяйка игрушечной фабрики

– Да вот так – сказала, чтобы я уходила, куда глаза глядят. Вот и ухожу. Может, в городе счастья попытаю! Бабка сняла очки, круглые, как колесики, рассеянно повертела их в руках. А потом засунула их обратно в карман. И удивленно прошамкала:

– Да что это на Люську нашло? Точно, на старости лет сдурела тетка! Куда ж ты только пойдешь? Поди, хоть у меня заночуй! А завтра, с самого утречка, и в город отправляйся.

– Нет – Отрицательно покачала головой Мила. – Если я решилась, то решилась. Прощайте, баба Женя! Да не поминайте меня лихом! Может, когда и свидимся! Земля-то наша круглая!

– Может, когда и свидимся – прошамкала в ответ бабка. И прытко, смешно подскакивая, заковыляла по деревенской улице, а потом исчезла за большой рябиной. А Мила опять поправила сумку, и направилась в сторону сереющего вдалеке шоссе, глотая по пути горькие, как степная полынь, слезы. А в голове ее роились, кружились мысли. «Вот так, четыре года назад у меня была и мама, и папа. Я училась в десятом классе, и мечтала поступить в швейной, чтобы научиться шить мягкие, пушистые игрушки. И дарить радость всем детям. А потом все в одночасье рухнуло. Что там случилось, ничего не знаю. Да и соседи ничего толком не рассказали. Только я уезжала в город, зная, что у меня есть мой дом, и моя семья. А вернулась к еще курившемуся пожарищу. Жаль, что послушалась я Саньку, да не уехала в город. Он не пустил, уговорил остаться у него. Как сейчас помню, как привел он меня к своей матери, тетке Лукии, известной своим склочным, злобным характером. Да и говорит: «Ежели, маманя, вы меня любите, то принимайте и мою жену!». Так и осталась я в их доме. А через семь месяцев родилась дочка. Слабенькая, недоношенная. Видать, что-то надорвала, таская сено для коровы, да чаны с кашей и помоями для свиней. С самого рождения невзлюбила свекровка мою девочку. Все грызла да попрекала мужа, что не его это дочка, мол. А нагулянная. Не бывают семимесячные дети! Нагуляла я Альку, и баста! Только не верил Санька, что это не его девочка. Он-то меня лучше всех тех противных баб, да сплетниц знал! Не верил, что это чужая дочка. А теперь и Саньки нет! Как-то жить дальше? Куда мне идти? Чего у кого добиваться? – и услышала, как ее кто-то зовет.

– Мила, Мила, стой! Да постой ты, погоди! И женщина, немного не доходя до шоссе, остановилась. Ее нагнала другая женщина. – Мила, Мила, да еле тебя догнала! Ох, ты и прыткая! – Отдышалась она.

– Тетя Маша? Как? Вы уже все знаете? – Она пристально смотрела на свою собеседницу.

– Знаю, милая, знаю. Сарафанное радио просветило. Уф, ты и заставила меня пробежаться! Можешь не рассказывать – все тетка Женька разболтала. Может, и к лучшему, что ты ушла от тех куркулей. Заездили б они тебя, укатали б, как сивку крутые горки. И уложили б молодую в могилу. А может, переночуешь у меня? Зачем тебе тот город? Я одна, и ты одна – поживи, сколько хочешь, в моей избе. Нам на троих места хватит.

– Нет, я не хочу жить здесь. Вы знаете мою очень свекровку. Эта кобыла и мне жизни не даст. Да и вам при случае насолит. Не полениться.

– Да, это верно! Что, что, а у Люська этого не отнять. Что не говори, а ехидная попалась бабенка. – Согласилась с ней тетка. – Может, в городе ты действительно сможешь устроиться. Ты девка башковитая, напористая, упрямая. И не тебе коров доить да свиней кормить! Поэтому не буду отговаривать – знаю тебя сызмальства. Все это впустую. Вот, возьми на дорожку, может, ребятенок есть захочет, да и ты проголодаешься сама. – С этими словами она быстро сунула узелок. И виновато, как бы извиняясь, добавила – тут пара картошек, молочко, сало да хлеб.

– Спасибо, вам, милая тетя Маша! Вы всегда мне помогали, чем могли! – Чуть слышно всхлипнула Мила.

– Всякий счастлив в меру своей способное и к счастью и своей потребности в счастье. Вернейшее средство не быть очень несчастным – не требовать большого счастья. Но, бывает, что счастье ездит в карете, а с умом идет пешком. Ты уж, как только устроишься, уж напиши, чтоб мое сердце успокоилось! Я Николе – Угоднику буду молиться. А он, защитник вдов да сирот, тебе уж точно поможет! Вот, возьми, я тебе иконку прихватила. – И тетка быстро вытащила из-за пазухи крохотную иконку – медальончик, размером с ноготок, не больше. – Вот она! Пускай тебя этот святой охраняет и защищает! – Она надела на Милу. Женское личико зарделось, как алая зоря, от смущения. И она, очень смутившись, проговорила: