…Конечно, Лев Ильич умный, симпатичный, да и как журналист выше вех на голову. Думаю, что из него получится отличный ведущий. И как сложатся наши отношения? А сейчас, здороваясь, не скрываю своей симпатии к нему, и моё приветствие звучит так: «Здра-авствуйте, Лис!», с улыбочкой и протяжным «а», и он отвечает так же. Да, не скрываю своей симпатии к нему, и потому, что знаю: между нами ничего, кроме рабочих отношений быть не может, ведь я старше его, у меня двое детей, да и он женат.
… Сегодня монтировали с ним киносюжеты. Вначале всё было тихо-мирно, а потом заспорили. Хотела остановиться:
– Фу, ерунда какая-то! – И встала из-за стола: – Пусть по-Вашему будет.
– Нет, пусть будет так, как Вы… – он.
Но опять заспорили. Потом выяснилось: не знал, что на пульте план из киносюжета в квадратик ввести не получится, – не заложено такого в нашем спецэффекте.
– Фу! – он, с облегчением.
– Слава Богу! – улыбнулась и я.»
«Умный, симпатичный…» Да, таким Сомин и был: высок, спортивен, сероглаз, с правильными чертами лицами и негустой шевелюрой светлых волос. Но к тому времени передо мной, как перед главным режиссером, прошло много «симпатичных», неглупых, и далеко не все могли вести передачи, а вот у него это получилось почти сразу, хотя и пришел из газеты, – уверенность в том, о чем говорит, явное чувство собственного достоинства, умение на лету схватывать «запросы» камер, микрофонов, студийной «кухни», – всё это Лев Ильич быстро, с лёту впитывал и умел применить «на практике».
«По письму ездили с Лисом в село Отрадное снимать сюжет о школе, – не работает отопление, дети в классах сидят, не раздеваясь. Первый снежок, солнце, морозец, деревья в инее!
– На меня благодать снисходит, когда вижу такое, – расплылась в улыбке.
– А на меня уже давно ничего не снисходит, – взглянул грустно.
В магазине покрутил в руках банку соленых огурцов, но не купил, а когда шли к школе, я предложила:
– Надо цветы, примороженные в классах, отснять, выигрышно для сюжета будет.
– А я уже писал об этой школе в прошлом году, – не оторвал глаз от дороги. – И статью назвал: «Цветы в этой школе не растут».
…Монтировали сюжеты и опять шутливо сражались. А начал он:
– Старомодные у Вас, Бэт, музыкальные вкусы.
– А у вас… В сценарии фразу-то: «Мороз и солнце, день чудесный» у Пушкина украли?
Через минуту – он:
– Это хороший план.
– Нет, плохой, – я.
Через две:
– Я заставки для передачи сам написал, не то, что некоторые…
– Да уж куда нам… некоторым! (Что это с ним?) – Но показалось мало и добавила: – Что это у Вас в каждом журнале – по монолиту: в предыдущем пассажиры в автобусе в монолит слились, в этом – жидкость в стакане?
И взглянула: нет, не сдамся! Но всё же записывали журнал мирно, и просматривали вместе, а вот «дружного, сплоченного коллектива» между нами уже не было. А в конце просмотра – он:
– Это хорошо, что Вы здесь меня в кадре не дали.
Извиняется?
– Да уж… сообразила. Не совсем же я – «некоторая», как некоторые предполагают.
И глаза – в глаза… молча.
– Все. До свидания, – он.
– Пока. Не болейте, – не сдалась.»
А он и заболел. И выпускающая сказала, что у него с ногой что-то не так, – «Пацаны шайбой засветили и теперь время от времени возникают проблемы». Тогда было интересно: позвонит ли ему Бела, сменит ли свой «гнев на милость»?.. Нет, не сменила. И пришлось мне:
– Лев Ильич, как Ваша нога поживает?
И выразила соболезнование, порекомендовала лечить «Пантенолем», который был у меня, а в ответ услышала грустно-приглушенный голос:
– Да нет, спасибо. Я готов к тому, что ее отрежут по самое горло… хотя и дорога, как память.
И всё же договорились: если станет его «дорогой» хуже, то пришлет кого-либо за аэрозолем. Но не прислал, и через три дня вышел на работу.
«Все хотел передачу «Новости кино» взять себе и, наконец, добился этого, но ведущей сделал Инну Рубину, журналистку из газеты «Комсомолец», в которой раньше работал, хотя я и говорила ему, что она – не для эфира: плохо смотрится, невнятно говорит. И сегодня подошел:
– Как Вам, Бэт, вчерашние «Новости кино»?
Посмотрела в глаза. Соврать?.. Нет, не буду.
– В общем-то… – И, помедлив, договорила: – Ведущая Ваша какая-то серая, зажатая… (Обиделся? Вроде бы нет.)
А когда монтировали журнал, попросил, чтобы на летучке, – как раз мне надо будет обозревать неделю, – не сказала об этом, а то, мол, станут на неё нападать.
Читать дальше