Array Мишель Роман - Не святой отец

Генри отсалютовал, приложив два пальца к виску, и уже почти вышел за дверь, когда мысль, пришедшая ему в голову, заставила остановиться. Он снова подошел к кровати и словно зверь поймавший добычу, навис над растерянным Майклом. Пару секунд он просто молчал. Игривая ухмылка не сходила с тонких губ. Затем, он потянулся к шее друга и прикоснулся к тому месту, где краснел свежий засос.

– Кажется, я тебя пометил дружище, ты вроде как теперь мой. – Кривая улыбка сбивала с толку, невозможно было понять, насколько серьезно он говорит. – С днем рождения. Ты же не думал, что я забуду?

Генри рассмеялся и вышел из комнаты, оставив Майкла наедине со взрывом эмоций. Неужели ревность бывшей была лишь поводом прийти? Или Майкл все не так понял и позволил себе влюбиться в друга, с которым у него не было ни единого шанса.

Теперь Майкл и Генри виделись почти каждый день. Как-то, Майкл спросил друга:

– И как, твоя бывшая ревновала?

Генри нахмурился, кажется, сначала вообще не поняв, что тот имеет ввиду, а потом, просеяв, с хитрой улыбочкой ответил:

– Я уже забыл про нее.

Большую часть дня парни сидели в комнате Майкла. Играли в приставку, заказывали горы фастфуда и смотрели любимые фильмы друг друга. Связь между ними крепла и в то же время становилась более непонятной для Майкла. Он сознавал, что влюбился в Генри, хоть и боялся признаться в этом даже себе, но чувства Генри для него были закрыты. В одно мгновение складывалось ощущение, что они просто лучшие друзья, обычные мальчишки без грамма чувственности, в другое Майкл ловил себя на мысли: "Генри смотрит на меня со страстью". Эта недосказанность мучила темноволосого юношу, изводила и причиняла почти физическую боль. Но он до последнего не решался спросить на прямую или сделать первый шаг, поцеловав друга. "Что я потеряю? В лучшем случаи он просто мне вмажет, не велика беда. В худшем… в худшем, я потеряю его навсегда!" На этой мысли Майкл запретил себе думать об открытии чувств. Потерять Генри в тот миг, означало потерять все.

Родители Майкла, конечно же, были против их дружбы, казалось, они против всего, что заставляет его радоваться и ощущать себя живым человеком. Через какое-то время уволили Амелию, сославшись на то, что она не выполняет всех возложенных на нее обязанностей, но дело, конечно же, было в другом. Аннализа почувствовала сразу – как только узнала о связи парней, – здесь что-то большее, нежели обычная дружеская симпатия. Ее это разозлило. И по обыкновению то, что она не понимала, нужно было уничтожить! После увольнения Амелии, последовал запрет на пребывание Генри в их доме.

– Он плохо на тебя влияет, ты совсем не занимаешься, ты перестал читать библию и посещать церковь! – кричала она на сына, в ответ на его просьбы позволить их дружбе с Генри быть.

– Тогда я убегу из дома, я ненавижу тебя, ненавижу все, что ты любишь! – он разрыдался и, швырнув в стену дорогую китайскую вазу, помчался наверх, в свою комнату. Он слышал, как мать разрыдалась за его спиной, но ему было ее не жаль. Ему нравилось слышать истерику женщины, хоть что-то напоминающее эмоции живого человека.

И снова комната. Заточение. Тогда он впервые подумал о самоубийстве, но влюбленность в лучшего друга помогала ему не сдаваться и надеяться на скорую встречу, хоть и пути их были, казалось, разведены навсегда. Он плакал и злился. Еду, что ему приносили, он демонстративно оставлял за дверью. Майкл воевал со всеми, в первую очередь с Аннализой, уже потом с собственной двойственностью. Влюбленность в Генри противостояла заложенным с самого детства "нормам жизни", устаревшим догмам, вбитым в него словно кол в сердце упыря. Злиться на все и всех без причины, стало для него обыденностью, это придавало сил. Если у него до этого и были мысли о собственной одержимости демоном, то в тот момент он был ему рад.

Генри пробрался в дом семьи Майкла после полуночи, когда все уже спали или готовились ко сну. Он воспользовался черным ходом, через кухню и по знакомому пути к комнате друга. Майкл не спал. Когда Генри проскользнул в незапертую дверь, юноша сидел у раскрытого окна и с грустью смотрел куда-то вдаль, не заметив, что теперь не один.

– Я пришел тебя спасти, принцесса. – Подкравшись со спины, прошептал язвительно блондин.

Майкл вскочил от неожиданности и еще какое-то время смотрел в темноту, узнавая друга. Как только до него дошло, он кинулся к Генри на шею, он обнимал его так, будто тот вернулся с войны, на которой должен был погибнуть. Генри был не столь откровенен в ласках, но не отстранял затворника.