Ксения Каретникова - Расклад на любовь

Фаина наш старожил, в театре работает давно, все роли старушек исполняет. Причем, не побоюсь этого слова, гениально. Какая из нее получилась графиня из «Пиковой дамы»!

Да и сама она дама, конечно, импозантная. Любительница париков, чего она только на своей голове не носила, даже синие волосы в стиле Кетти Перри.

Сейчас у нее были длинные завитые светлые локоны. Все же блондинкой ей быть лучше всего.

– Добрый, Фаина Семеновна, – кивнула, – уже известно кто наш новый режиссёр?

Старушка придвинулась ко мне и на ухо ответила:

– Богомол Константинов.

Н-да, ничего хуже я себе вообразить не могла. Тот еще фрукт, известный не из-за своих постановок, а из-за скандальной свадьбы со столичной светской львицей. Интересно, какая нелёгкая его занесла в наш театр?

– И чего думаете? – аккуратно поинтересовалась я тоже тихо.

– Не поверишь, Лялечка, все мои мысли о нем исключительно в бранной форме. Ой, чувствую, и меня погонят на пенсию. Он же пришел, буквально ногой дверь в наш храм Мельпомены открыл и начал с репрессий.

– С каких?

– Уволил всех, кроме актёров.

Я нахмурилась. Значит, Маринка моя здесь больше не работает. Очень жаль. Безумно просто.

– Гонору у него много, говорят, – продолжила Фаина, – и идеи новаторские до абсурдного. Ждут нас, Ляля, большие перемены. И вряд ли наши сердца именно таких требовали.

– Звездец… – прошептала я.

Богомол Константинов появился пафосно. Грянула музыка, кулисы плавно раскрылись, и вышел он, окутанный туманом. Без дым-машины тут, конечно, не обошлось.

Музыка стихла, Богомол дошёл до края авансцены и по-клоунски улыбнулся. Да и он сам выглядел именно так, как будто перепутал театр с цирком: аляпистый пиджак, сидевший явно не по размеру, велик в плечах, а рукава короткие, под ним розовая блузка, да-да, не рубашка, уж больно женственный покрой, джинсы бирюзового оттенка, а на ногах разноцветные кеды. Я едва сдержала смех. Ничего нелепее я в своей жизни живьём не видела.

– Доброго дня, мои рабы искусства! – совсем не мужским, жутко писклявым голосом произнес он.

Мы с Фаиной переглянулись. Ох, не с того он начал, не с того…

– Я чрезмерно рад видеть вас, – продолжил он напыщенно, размахивая руками, при этом смотрел он не на нас, а на свет осветительного прибора, нисходящий на него, – надеюсь, и вы не менее рады лицезреть меня.

Богомол опять улыбнулся, а потом сел на сцену, свесив ножки. Провел беглым взглядом по всем нам.

– Полагаю, вы слышали уже, что всех других сотрудников я уволил. Пришел я не один, со своей командой, – после этих слов, как в их подтверждение, на сцену вышли люди в количестве семи человек. Они встали за спиной Богомола, у всех такие лица, будто мы им уже что-то должны. – Будем улучшать ваш театр вместе!

В зале воцарилась тишина. А сидевший на сцене столичный фрукт нахмурился, видимо, ожидая от нас аплодисментов.

– И у меня уже есть идеи, – он взмахнул рукой, она зависла в воздухе, и буквально через секунду в ней оказалась стопка белых бумаг, вложенных в руку режиссёра девушкой с розовыми дредами.

– Говорят, что все новое – это хорошо забытое старое. Но мы поступим совершенно противоположно, – он опустил руку с бумагами, быстро пробежался глазами по чему-то там написанному. – Смотрю, что у вас в прошлом сезоне самой посещаемой постановкой была «Собор Парижской богоматери». Ее мы поставим снова, но в более современной интерпретации, – заговорил он, а я едва слышно фыркнула. Не было у нас никогда такого. – Только представьте: будущее, планета порабощена инопланетной мощной цивилизацией…

Он все говорил и говорил… в основном такой жутчайший бред! Вот как там можно издеваться над произведением? Звездец, наиполнейший. И ведь все молчат…

– Горбун у нас будет наполовину киборгом, на нем ставили ужасные опыты. Он сбежал с космического корабля и спрятался в древнем, чудом сохранившимся соборе…

– А Джали будет роботом? – не выдержав, подала я голос.

Богомол нашел меня взглядом и, сдвинув густые брови, спросил:

– Кто это?

– Козочка.

– А в постановке была козочка?

– Была.

Богомол обернулся, посмотрев на девушку с дредами, та пожала плечами.

– Интересная идея, мы подумаем, – ответил он. – А еще мы изменил финал. Все останутся живы, инопланетная раса смилостивится, увидев такую любовь и самопожертвование, что воскресит героев…

– Но этот же трагедия! – вновь подала я голос. – Потеряется весь смысл произведения.