– Кто там? – из гостиной высунулась лохматая голова.
Под рваной чёлкой два любопытных глаза, открытый рот. Нина, моя четырёхлетняя племянница, узнавала меня через раз. По крайней мере, так я считала, потому что никогда не слышала от ней ни «тётя», ни «Венера». Вот и сейчас она объявила моей матери – своей бабушке:
– Это к вам.
– Венера!
Папа лениво поприветствовал меня, не вставая с дивана. Он терпеливо пересчитывал банкноты «Монополии» и складывал в ящик. Видимо, Нине игра пришлась не по душе. Когда мы с сестрой были ещё девчонками, отец также усаживал нас у кофейного столика: пока я бросала кубики с такой силой, что их, проскакавших по всей комнате, приходилось выуживать из-под шкафов и кресел, Марта меняла фигурки местами, или добавляла лишние. Не могу вспомнить, чтобы мы хоть раз в жизни заканчивали игру. Или, чтобы заканчивали её честно. Или без драки. Интересно, что бы вышло, сыграй мы сейчас?
Но Марта была занята кормлением новорожденной дочери Сары, да и отец уже сложил все принадлежности… Если только вспомню попозже. «Когда попозже? Через лет десять?» – спросила я саму себя. Ведь действительно, с тех пор точно прошло десять лет.
Нина продолжала недоверчиво изучать меня из своего угла. За прошедший год, можно сказать, дом родителей стал домом сестры и двух её дочерей. Я же, напротив, в остальную часть года наведывалась абы как, предпочитая умасливать отца приехать самому.
В этом была корыстная цель. Отец непременно чинил в моей съёмной квартире разболтанные дверцы шкафов, а мама – наводила порядок на кухне.
Но в большей степени, таким образом я избавляла себя от роли «жилетки». Лето просушило слёзы сестры по сбежавшему мужу, и с ней стало сносно говорить. Мы даже посмеялись над Лючией, с утра гонявшей своего сожителя Микеле по квартире, чтобы тот выгулял собаку. Наконец, в подъезде раздавался громкий лай.
– Доброе утро, Микеле! Что-то вы сегодня рано встали, – бросала Марта, когда собака протаскивала того на поводке мимо нашего кухонного окна.
Мужчина поворачивал голову, но настолько медленно, что собака уже уносила его к соседнему дому, не давая возможности ответить. Марта покачала головой и хлопнула себя по бёдрам. После вторых родов она сильно раздалась, и спустя год так и не смогла или не захотела вернуться в форму.
– Так, нечего тебе тут сидеть! Только мешаться будешь!
Марта готовила завтрак. Я засомневалась, допускала ли она до плиты родителей? Одно было точно: я от неё была отлучена. Испортить завтрак такой большой – выросшей – семье было бы кощунством. Пришлось вернуться в гостиную, так как в нашей бывшей с Мартой комнате теперь спал младенец. Под возмущенную реакцию отца на новости и беснование всё больше свыкающейся со мной Нины я свернулась калачиком в кресле.
Долго выдержать бездействия я не смогла. Достала телефон. Ответила на подоспевшие с ночи сообщения, отправила новые. Однако в субботнее утро много диалогов не наладишь: мы лишь немного поругались с Сильви, моей подругой, пытаясь вспомнить имя фотографа, с которым нас познакомили вчера в баре. Он пообещал сделать нам актёрское портфолио. Возможно, он был одним из тех, кто разводит девушек на голые фотосессии. Но Сильви была убеждена: она знает кого-то, кто знает кого-то, с кем этот человек уже успешно работал. Да и сам он говорил о своих «рекомендациях», показал работы. Я вспомнила имя: Эмилио. Проблема была в том, что Сильви помнила ровно столько же.
На электронную почту пришло письмо. Стандартная рассылка для всех, посещающих актёрские курсы. Помощь с организацией театрального фестиваля, волонтёрство на режиссёрском семинаре, в Милане пройдёт лекция немецкого кинематографиста, фамилию которого я прочла с третьего раза: Шрабенхаузер.
– Шрабенхаузер, Шрабенхаузер, – бормотала я про себя, покидая гостиную.
Нина победно возопила, будто это она вынудила меня уйти. В гостевой я ложилась на кровать, застеленную пушистым покрывалом, подняв облачка пыли. Хотя в наши с Сильви планы входила оплачиваемая работа – пока в баре, а там, если повезёт, найти занятость актёрскую – побыть театральным волонтёром в свободное время показалось мне прекрасной идеей.
За стеной вновь заплакал младенец. Звук тяжёлых шагов, стук двери.
– Ну что ты хочешь, Сара, ради бога? – устало спрашивала Марта.
Из кухни донёсся мамин крик:
– Марта, мне кажется, что-то подгорело.
Опять топот, лёгкий, дробный. В дверь детской заколотили маленькие кулачки:
Читать дальше