– Романтик. О, я забыл, что ты любишь жопастых.
– Я?
Они еще какое-то время обсуждали, спорили о преимуществах жопы перед сиськами и все в этом роде. Потом Джо дочитал правила: запрещено было притрагиваться к танцовщицам, которых иногда называли в этом дурацком документе «балеринами» или «шоу-работницами». Запрещено было бросать в них чем-либо, включая купюры, заталкивать купюры под белье, протягивать руки к сцене… А еще: непристойные выкрики, подниматься на сцену, требовать повторения и продолжения – и так далее, и тому подобное. Стриптиз двадцать первого века, сказал он Джо. Выхолощен до того, что само понятие теряет свой смысл.
– Нет, останемся, – Джо уже начал пьянеть, и ему все нравилось, даже этот свод правил, более подходящий для женского монастыря, чем для блядского стрип-клуба. – Останемся, говорят, их шоу самые лучшие в городе.
Сошлись на том, что: не больно-то и хотелось, и еще неизвестно, что там за балерины, чтобы совать им купюры в трусики, и вообще: они и раньше подобными извращеньями не страдали, не потянет их к такому и теперь.
Они благостно развалились на диване. К моменту, когда заиграла музыка, открывавшая вечер, и по сценам поплыли цветные огни, оба прилично приняли на грудь. Мир стал казаться им правильным и справедливым. Все происходящее они принимали с благосклонной улыбкой. Джо даже успел метнуться в комнату отдыха, откуда прибыл с обалделой ухмылочкой на губах. Одна ноздря у него была в белом ободке. Никого не стесняясь, он собрал остатки порошка кончиками пальцев и облизал, жмурясь, словно кот, доедавший сливки.
Сначала вышел ведущий, приятный мужчина лет сорока, объявивший, что сегодня у них особенная программа для особенных гостей, но было очевидно, что он это каждый день говорит. Он выдал на-гора несколько шуток, следовало заметить, довольно смешных, поддразнил кое-кого из зала: старых клиентов, очевидно, он обращался к ним по имени и довольно панибратски, и они ему отвечали, вполне осчастливленные таким вниманием.
Девушки в красных кожаных трусиках и сетчатых блузках поверх черных бюстгальтеров начали танцевать нечто зажигательное, но поразить могли разве что слаженностью движений. В конце концов они выдвинулись по подиуму вперед, очутились прямо перед лицом обрадовавшегося такому повороту Джо, стянули блузки, расстегнули шортики – в общем, избавлялись от лишних предметов одежды с присущим этому месту задором.
Публика их подбадривала криками, аплодисментами, но все было как-то мягко, словно бы все привыкли к этому выступлению, и ему вдруг подумалось: большинство из тех, кто пришел, видят все это не в первый раз. Наконец, наступила некая кульминация в этом девичнике: они встали в круг, лицами к публике, спинами друг к другу, и, в унисон, как некий единый организм, управляемый коллективным разумом, расстегнули свои бюстье. Джо разочарованно вскрикнул. Остальные утопили девушек в аплодисментах. По законам жанра, под треугольниками черной кожи, у танцовщиц обнаружились малюсенькие, чисто символические, блестящие от пайеток, бюстгальтеры. Та же фигня происходила с трусиками.
Не то, чтобы он был удивлен, но разделенное чувство толпы вдруг и в нем проснулось: да, это было разочарование – но и радость от того, что действо продлится еще немного. Человек все-таки животное, но животное, не лишенное фантазии.
В конце концов все было разоблачено и рассказано. Ближайшая к ним девушка теперь стояла на четвереньках, выгнув спину, и Джо зачарованно пялился в ее очаровательные, смугло-гладкие, складочки между ног. Девушка быстро перевернулась, села на корточки, раздвинув колени, тут Джо даже шею вытянул. Ее грудь задорно подпрыгивала, когда она выпрямлялась и вставала на ноги, металлические каблуки-стилетто отражали свет софитов, когда она уходила с победным видом. Зал радостно ревел. Джо, присоединяясь к аплодисментам, даже застучал по столу кулаком.
Его телефон завибрировал, и он схватил его бездумно, сморщившись в досаде. И тут же захохотал:
– О-па. А вот, уже и чаевые просят переводить. Ну, менеджмент процесса на высоте. Тебе понравилось?
– Вполне, – сказал он, чтобы не расстраивать Джо и самому не огорчаться. Этот танец, хотя и мог бы его возбудить, и даже в определенной степени возбудил – показался ему какой-то фальшивкой, чем-то ненастоящим, выдрессированным, и даже неловким. Хотя девушек трудно было упрекнуть в непрофессионализме, нет: тут дело было в пустоте их лиц, в какой-то пустоте, вообще сквозившей за всем этим.
Читать дальше