Янка Рам - Привет, моя аварийная

В квартире давно уже убрано. О разгроме напоминает только отсутствие плазмы и надпись на стене. Не стал закрашивать. Медитирую на нее по вечерам, пытаясь прочитать хоть что-нибудь между строк. Пусто. Не знаю. Не понимаю.

Я – мудак? А то ты не знала?!

Ее бесит, когда я курю в комнате и поэтому я сажусь на кресло, подтягивая стол с пепельницей. Пошла она…

Я держусь на этой ненависти. Как только начинает отпускать, мне хочется биться головой об стену, чтобы заглушить рвущую на куски пустоту от ее предательства. Я ненавижу тебя за это чувство, тварь. За что ты со мной так?

Отпускает только когда сплю. Нет, легче не становится. Это просто по-другому. Мне снятся кошмары.

Она с другим. Не могу поверить в это. Но снятся, сука. Она могла бы? Могла бы! Просто назло! Из принципа! Из своей непобедимой стервозности! И я вижу во сне, как чужие руки закрывают от меня ее обнаженную спину. И каскад ее русых волос по этим рукам.

А есть сны и похуже. Я вижу, как взрывается копна ее волос от удара по лицу. Не вижу кто это делает. Но убью, блять… Не сметь! Только я могу трогать ее лицо. Она часто получала по нему. От матери, от отчима. От левых каких-то уродов. Уверен, всегда заслужено. Потому, что борзая идиотка. Но я обещал, что больше ее никто не ударит.

Сейчас я готов разбить это лицо сам. Но когда вижу во сне, как кто-то делает это… Все внутри меня обрывается от страха и беспомощности. Это даже хуже, чем чужие руки на ее спине.

Скидываю толстовку и джинсы, падаю на диван. На ее место – с краю. Мы дрались за это место, но она не может спать у стены. А я не хочу. После продолжительных боев диван был выдвинут на середину комнаты. Так и жили. С диваном посреди комнаты. Неудобно, пиздец!

Я задвинул его обратно к стене. И сейчас сплю с краю. Уже двадцать семь дней. И я ненавижу это место.

– Давай, зараза, напиши мне какую-нибудь ядовитую гадость! Ты же никогда не могла сдержаться, почему молчишь сейчас? Разве могла тебя удовлетворить разгромленная квартира. Где ты? Напиши… Я хотя бы буду знать, что еще никто не убил тебя, дуру.

В шкафу открыта дверца, я вижу полку с ее бельем. Смешные, почти что детские, трусики с накуренными котами, шикарный черный бюст от Victoria’s Secret, пижама с пломбиром и кексами. Это я дарил…

Практически все оставила. Даже мои подарки. Нет, особенно мои подарки. Обручальное кольцо было надето на средний палец ее подставки для колец в форме руки и водружено на стол, посреди комнаты. Такой вот прощальный жест. Я обещал тебе, что переломаю твои пальцы, если ты еще раз покажешь его мне? Ну может, не переломаю, но отобью линейкой, так уж точно!

Я выкинул подставку. Кольцо оставил. Оба наши кольца висят сейчас на моей цепочке. Потому, что она все еще моя жена. Но, блять, не заслуживает, чтобы я носил ее ошейник на своем безымянном. Предательница.

Бабки забрала. Отложенные на тачку восемьсот штук. Мне не жалко этих денег сейчас. Мне странно, что она взяла их. Я не могу почувствовать точно – почему. Эта дрянь скорее сожгла бы их посреди комнаты, чтобы покуражиться надо мной. Но их «останков» я не нашел. Значит, забрала.

– Зачем тебе эти деньги, м?

Поднимаю глаза на надпись. Она опять мне не подсказывает ничего.

Ну, мудак. И что теперь? Чего тебе сорвало башню?

Я не вернулся в ту ночь. На утро – это. Всё. Это не первая ночь, когда я сбегал от тебя. Когда ты сбегала от меня. Почему тебя перекрыло?

«Мудак»…

– На себя посмотри! – раздавливаю я окурок в пепельнице, глядя на ее стоящую в рамке на столе распечатанную фотку.

Моя крыша едет, я разговариваю с надписью на стене, с фотографией, словно Авария может слышать меня.

Опускаю голову на руки.

– Хватит, Яна, хватит… Нагнула!! Что еще тебе надо?! Что я сделал?!

Отключил телефон?

Да он сел просто!.. И я был слишком пьяный, чтобы… Чего смертельного!? Ты постоянно делаешь так!

– Ну, блять, ИЗ-ВИ-НИ! – никогда ни перед кем не извинялся.

И перед ней… один только раз… в наш самый первый… в ее самый первый…

ААА!!!

– ИЗ-ВИ-НИ, блять!! – переворачиваю пинком стол. – Включи телефон! Зараза…

Конечно же, она давно сменила номер. И ее телефон включен. Но не для меня. К родителям она не пойдет. Тем более, что деньги есть.

Катерина Федоровна? Бабушка ее, по отцу. Вот к ней может.

Но Катерина Федоровна – театралка и интеллигентка – на дух не переносит мою персону. И очень холодно и «честно» вещает мне, что «не в курсе», «нет, не звонила». Несколько дней с Тери прождали ее возле дома "бабули" в его тачке. Не появилась.