Влада Багрянцева - Кофе на троих

Откидываюсь на спинку стула и выключаю экран телефона. Начал с попытки найти статистику или хоть какое-то подобие научного обоснования появления одинаковых родимых пятен у генетически различных организмов, потом перескочил, не заметив, на невусы и их цветовое многообразие, а закончил «Записками практикующего таролога» про истинных. Да вертел я этих истинных на альфьем узле.

Я не для того рождался, чтобы моя судьба была предопределена – какой тогда смысл в свободе воли? Мне и деда хватает, который научил меня всегда и везде иметь свое мнение, даже если оно не совпадает с мнением большинства, потому что оно у всех должно быть, как чистые носки и средство от диареи в сумке.

На самом деле я ему сочувствую – он вырастил меня один и натерпелся всякого, прежде чем я начал что-то соображать. Особенно в совсем нежном возрасте, когда я жрал жидкое мыло, потому что оно было похоже на черничный йогурт и делал попытки открыть свою собственную картинную галерею в его спальне. Тогда у меня отобрали фломастеры и я горько плакал, но картинная галерея все равно открылась уже в ванной – там можно было рисовать красками, но мне не понравилось, что украшенный цветными ляпами кафель мне же и надо было отмывать. Дед умел направить мои способности в нужное русло, рано познакомив с понятием «детский труд». Меня даже планировали отдавать в художку, но, став постарше, я бросил это, потому что один из дядей мне сказал: любой труд должен быть оплачен. И дело помимо удовольствия должно приносить доход. Посовещавшись с ребятами с улицы, мы решили, что можно открыть магазин подержанных вещей на газоне у гаража, и таким образом за те три дня, пока дед не обратил внимание на активность под окнами, нами были реализованы: рыболовная блесна и фарфоровые перечницы-собачки из кладовки, плетеный складной стул, добытый из ящика для инструментов, несколько неплохо сохранившихся подсвечников, катушка с садовым канатом, половина пакета бельевых прищепок и много чего по мелочи. Также были проданы дедовы старые очки и относительно новые ушные затычки. Дед, конечно, не сказать, что сильно обрадовался, узнав о пропаже хлама, но в то же лето начал всем говорить, что отдаст внука в экономисты. Потому что «головастый пацан растет». Я был не против – все лучше, чем как все омеги, в мед или на педагога.

Занятие заканчивается, прерывая мой мыслепоток, и надо идти в соседний корпус, в лекционную, где нас ждет, по словам всезнающего Бэна, секс символ юрфака – Эрик Уорен.

– М-мм, – Бэн делает большие глаза, как будто видит единорога, когда мы идем через сквер. – Все второкурсники и третьекурсники от него писаются. Как с обложки, ты таких не видел!

– Так уж и не видел, – говорю я, лопая жвачкой.

Бэн хихикает:

– Вот посмотрю на тебя после лекции, что ты скажешь. Я слышал, что как-то один первокурсник из-за него самоубиться пытался, такая прямо страсть была испепеляющая. Потом перевелся куда-то. Эрик-то наш не женат, кстати, хотя носит кольцо обручальное – может, специально, чтоб не доколебывались. И строгий – дерет за зачеты.

– Дерет?

– Ну, я имею в виду, за несданные требует потом тройной подготовки для пересдачи. Лучше с первого раза все сдавать.

Мы занимаем места в первом ряду, потому что последние заняты, первые – это всегда зона отчуждения, в то время как на задних можно не только в игры погонять на телефоне, но и поспать, если опять будет презентация и шторы задвинут. Я еще рассказываю Бэну о том, как мы страдали херней с предыдущими одногруппниками, а в аудиторию уже заходит альфа в сером костюме, и я не видел раньше альфу, кому бы так же шли костюмы, как этому. И хотя я раньше тоже не видел этого светлоокого блонда, узнавание меня накрывает, как цунами песчаный остров. А я всего лишь дохлая пальмочка на его берегу. Одновременно с этим возникает ощущение удавки на шее, но такой мягкой, ласковой, что даже вырываться нет желания. Все дело в запахе, его ни с чем не спутать, и та футболка из стирки, и комната, и Келли, промчавшийся утром в ванную, пахли этим альфой. Когда я проснулся, дома кроме нас с Келли и урчащей от недовольства – животное хотело внимания – Мари-Софи, никого не было. А тут… И тоже блонд. Только выше, шире в плечах и похож на проснувшегося льва. Я вспоминаю о том, что у него на животе мое – наше с Келли – родимое пятно, и пузырь, который я, оказывается, надувал все это время, лопается с громким звуком. Этим я привлекаю внимание мистера Уорена к себе, и он, узнавая меня тоже, – на лице мелькает целая гамма эмоций – подходит и протягивает руку ладонью вверх. На верхних рядах хихикают.