Марк Липкин - Зима посредине мира

Кабинет отличался от остальных помещений в офисе своим феноменальным порядком: здесь отсутствовали обычные в других конторах, где я бывал, стопки договоров вперемешку с цветными эскизами, чертежи, распечатанные на плоттере и свёрнутые в рулоны, служебные записки, ксерокопии непонятных документов, книги и справочники, валявшиеся там и сям, брендированные календари или фотографии достопримечательностей. На столешнице из чёрного стекла я не держал никаких вещей, кроме диска беспроводной зарядки для смартфона и клавиатуры с мышью.

Единственным украшением комнаты служили живописные работы мамы, равномерно развешанные по стенам. В основном это были этюды, незавершённые пейзажи московских улиц: мама любила город и часто его рисовала, добавляя от себя лишних красок там, где их не хватало в жизни. Она оставляла картины недописанными, чтобы взгляд ловил ядро изображения, какой-нибудь значимый и потому тщательно проработанный элемент, вроде геометрического рисунка крыши, экстравагантного пятна облупленной штукатурки или необычной тени, которую на безликий фасад отбросила высокая раскидистая берёза – всё прочее беспечно рассеивалось по холсту схематичными линиями и формами. Мне показалось, эти эскизы уместнее в архитектурной мастерской, чем дома, и я постепенно перевёз их со своей квартиры сюда, где проводил больше времени, может быть, как раз потому, что мамины картины цветными магическими прямоугольниками опечатывали периметр комнаты, удерживая меня внутри.

Обычным декабрьским утром бюро потихоньку оживало, а я, как всегда, сидел за закрытой дверью с большой кружкой кипятка, налитого больше для уюта, чем для питья, когда ко мне заглянула Берта. Она постучалась, прежде чем войти, что было неслыханно для моей лучшей подруги и практически члена семьи, которая уже много лет вместе со мной управляла нашей совместной компанией. В первой половине дня Берта, ненавидевшая рано приходить на работу, редко находилась в хорошем настроении и по делу общалась со мной исключительно письменно то в одном, то в другом мессенджере – я на всякий случай установил на свой телефон все популярные приложения, потому что она каждый раз забывала, в каком из них мы договорились переписываться.

Со своей изощренной фантазией и безупречным вкусом Берта генерировала самые безумные идеи, которые приводили в восторг молодых столичных архитекторов и пугали провинциальных заказчиков. В мастерской она, как воспитательница в детском саду, помимо основной работы занималась офисной дисциплиной (в основном отчитывала сотрудников за опоздания) и решала курьёзные этические задачи, не раз возникавшие у коллег-миллениалов (например, как заставить человека на работе выключать звонок на мобильнике). Берта мгновенно заводила друзей и расставалась с людьми, особенно теми, кто переставал быть ей интересным, так же легко, как и сходилась. За время нашего знакомства она успела дважды «случайно», по её определению, побывать замужем, а месяц назад начала встречаться с директором по маркетингу одной известной продуктовой компании, тоже разведённым, и с удовольствием посвящала меня в обстоятельства своего привыкания к новому человеку. На вопрос о том, сколько у неё детей, она отвечала: «Двое – мальчик и девочка». Дочку Юльку Берта с присущей ей самоиронией называла между нами «памятником неизвестному солдату», потому что ни один из её мужей не был отцом ребёнка, при этом обожала и баловала девочку, так что сильно загрустила, когда та, поступив в Вышку на бюджетное место, переехала в отдельную квартиру, купленную для неё и любовно обставленную матерью. Благодаря своим выдающимся способностям, Юлька пошла в школу с шести лет: ей не хватало общеобразовательной программы, поэтому всё её детство, когда Берта привозила девочку ко мне на выходные, чтобы оградить от бабушкиного влияния, я занимался с ней английским и математикой. Своим вторым ребёнком Берта считала меня, хотя была всего на год старше.

Она молча подошла к столу и, насупившись, протянула мне уже вскрытый, судя по клочьям бумаги с одной стороны, длинный белый конверт.

– Что это? – спросил я.

– Письмо, как видишь.

– Письмо? Кто сейчас вообще пишет письма? Оно доставлено с на́рочным или голубиной почтой?

– Очень смешно. На конверте написано: «Директору», поэтому положили мне на стол, но внутри указано твоё имя. Я не уверена, надо ли тебе его вообще давать.

– Ну, так не давай. Какая разница, кому адресовано? Реши сама как-нибудь.