Евсения Медведева - Табу

Мечтали о каникулах, чтобы скинуть надоевшую форму в клеточку и вдохнуть воздух свободы. Но и это удавалось не каждой. Вечно занятые родители нас иногда просто забывали забрать на новогодние праздники, оставляя скучать в серых спальнях с подписанными кроватями.

Подруги… Они рядом, когда у тебя все хорошо. Они присасываются к твоему счастью, подворовывая мегабайты удачи и благополучия, но как только все меняется, как только жизнь отворачивается, «самые близкие» оказываются так далеко от тебя. И ты снова остаешься один.

Я настолько пристально смотрела на немой смартфон, что пропустила звонок. Хотелось завизжать от радости и броситься галопом по квартире, запинаясь о неразобранные коробки с вещами.

– Алло, – незнакомый номер не смущал. Я готова была пообщаться даже с оператором статистического отдела торгового центра.

– Моська, ты куда пропала?

– Саня?

– А кто же еще? Обещала позвонить, а сама пропала. Как прошел семейный ужин?

– Как обычно. Все были максимально милы и добры друг к другу.

– О-о-о-о… Какая прелесть, – рассмеялась Сашка, оглушив меня звоном своего голоса.

– И не говори.

– Сегодня пятница, а ты дома? Немедленно собирайся, я еду за тобой. Адрес жду в сообщении. И не надейся, что я просто так исчезну. Нас ждут великие дела этой ночью…

Меня и уговаривать не нужно было. Девчонка, над которой я смеялась изо дня в день на протяжении многих лет, оказалась единственной, кто позвонил мне за последнюю пару суток. Лишь она потеряла меня.

– Забавно… Как там они сказали? Семья?

Мне стало смешно. Очень смешно. Я смеялась, пока со скоростью ветра расчесывала спутанные волосы, натягивала черные джинсы и рыскала в коробках в поисках чего-то поприличней футболки с Микки-Маусом, из которой я выросла еще классе в десятом, кажется.

Гребаное семейство со своими прибабахнутыми раутами. Что за потребность выряжаться для своих же? Что за тяга похвастаться воспитанными отпрысками и помериться толщиной кошелька? Разве ЭТО семья?

Сашка была одной из тех, которую всегда забирали на каникулы. Да, она могла просидеть в доме, окруженном охранной, все праздники, но ее никогда не забывали. Мы же были пропущенным пунктом в списке покупок, как туалетная бумага, которую все вечно забывают купить.

Я радовалась не тому, что выйду «в свет», а тому, что просто выберусь из камеры, в которую заточила себя собственноручно. Эти стены стали давить на меня. Они убивали. Хотя… Мертвое убить невозможно.

Противная трель домофона прогремела в пустой квартире, но я уже этого не слышала, потому что мчалась по лестнице, игнорируя лифт, а когда открыла дверь, то обжигающий мороз ворвался в легкие, выталкивая всю смуту переживаний, в которых я варилась несколько дней подряд.

– Нас ждут великие дела, – прошептала Саня и дернула меня за рукав, утаскивая в сторону машины. – Великие, слышишь?

…

– А что потом? – Саня отставила бокал вина и вцепилась в мою руку, словно боялась, что я перестану изливать свою душу.

– А потом ничего. Я вернулась из столицы и осела дома. У меня не было ни высшего образования, столь ценимого моим папенькой, ни самоуважения. Но была навязчивая идея.

– Какая?

– Выйти замуж и вырваться из дома, как можно скорее.

– Так, ладно, – Сашка смахнула слезу и вскочила с уютного кожаного дивана. – Хватит воспоминаний. Ты была ребенком, прожившим в закрытом интернате десять лет. Какой мудрости они от тебя ждали? Глупости все это. А теперь давай веселиться? Я прошу тебя.

– А меня и простить не нужно.

– Вот и хорошо, – Сашка выглянула из импровизированной кабинки, занавешенной разноцветным тюлем, отделяющим нас от шумного зала. Как по мановению волшебной палочки, появилась официантка, быстро заменившая бутылку вина на темный ром.

– О, все серьезно?

– А чего мелочиться?

– Действительно, – рассмеялась я и опрокинула приторно-сладкую жидкость, разлившуюся теплом в груди.

– А что Янка? – Саня выдержала паузу, чтобы продолжить допрос с пристрастием. И боюсь, что просто так мне от нее не отделаться.

– А с ней все хорошо. Побывала замужем, кажется, уже не раз, но до сих пор строит из себя трогательную ранимую душу. От всего-то у нее румянец, от всего слезы на глаза наворачиваются. Аж тошнит порой.

– У нас не столица, конечно, а город, хоть и миллионник, но ещё та деревня, сама знаешь. О ней никто не говорит плохо.

– Как о покойниках? – рассмеялась я, наливая очередную порцию, правда, уже в высокий бокал вишневого сока.