Елена Саринова - Евсения. Лесными тропками

- ... да и среди равнин тех среброко-лы-ша-щихся и курганов степными ветрами нежно обло-бы-зо-ванных живут эти гордые создания, сами себя именуемые потомками древнего рода эллинов, мне же издали привидев-ших-ся обычными конями. Уф-ф, - облегченно выдохнула я, дотащившись, наконец, до точки в этом длинном, как улица предложении и с опаской подняла глаза. - Всем всё... понятно?

- Не-а... - да кто ж сомневался то?!

- Осьмуша, что именно?

- Так-то "алени" были або жеребчики? Або вообще незнамо какой кудесный зверь? - недоуменным басом отозвался щуплый веснушчатый мальчонка и нетерпеливо заскреб коленки.

- Не олени то, а эллины - люди древние из предтечного мира. Мы про него уже читали. А конями они рыцарю привиделись, потому как похожи на них... снизу... и ногами. Хотя, называются на самом деле кентаврами. Хотите картинку покажу? - с готовностью предложила я и обвела глазами озадаченные ребячьи лица... Да чтоб я еще хоть раз в руки эту зубонойную епистолию [1] В данном случае имеется в виду автобиографичная книга "Странствия рыцаря Герберта Лазурного. Ветра континента", широко известная во всей Ладмении. взяла.

- О-о-ой, - сложила губы свистулькой Галочка и ухватилась пухлыми пальчиками за косу. - Чёй-то страшно на такое смотреть. Вдруг, примерещится потом.

- Примерещится, говоришь? - уже внимательнее всмотрелась я в тусклый книжный рисунок. "Кудесный зверь" на нем стоял, широко расставив свои ноги-копыта и выгнув коромыслом мускулистую грудь, на которой вместо лошадиной сбруи красовалась большая круглая бляха на цепи. Прямо как у нашего многочтимого порядника [2] Весевого (деревенского) старосты. Вила, когда он "дорогих" гостей встречает. Мощные же свои руки кентавр подбоченил и голову вскинул, хотя лучше б наоборот, отвернул. Потому, как голова его, да и лицо, на человеческие мало походили: со свиными лохматыми ушами торчком, жеребячьей челюстью и большими глазами навыкат. А вот волосы... или все ж грива... Да, грива она и есть, хоть и за длинные уши заправленная. И такое, если примерещится... - Ну, как знаете, - с трудом оторвалась я от грозного жителя порубежной с Ладменией Тинарры.

- Да ты трусиха, Галка! Тебя и гУсенка на капустном листе испужает, не то, что... Евся, дай ко мне глянуть, - закончил речь Осьмуша, и выпятив свои тощие мослы под просторной рубахой не хуже рисованного кентавра, поднялся со ступеньки.

За ним следом повскакивали со своих мест и остальные трое, коим сидеть после таких слов принадлежность к мужскому роду не позволяла. А девчонки - "трусиха" Галочка и две ее смирные подружки так и остались на крыльце тянуть шеи. Все же могучая сила - любопытство.

- Да, извольте, храбрецы... - сунув в первые подставленные ручонки отвратную книженцию, я с удовольствием и сама встала с табуретки, а потом блаженно потянулась...

Месяц "изок", что в переводе с языческого, означает "кузнечик", а на ладменском государственном именуется июнем, нахлынул в наши края этими самыми неугомонными насекомыми, слышными сейчас отовсюду. Да еще трескотней крыльев стрекоз. И запахом молодых трав и теплым ветром, гуляющим по их верхушкам и шелестящим девственно зеленой, еще клейкой, не припорошенной летней пылью древесной листвой. Да и все, кажется, вокруг, сейчас пело, славя лишь набирающую соки жизнь, разворачивающуюся вместе с новым годовым циклом. По просторному двору неспешно гуляли пестрые куры, косясь глупыми глазами то на устроивших гомон у крыльца ребятишек, то на стружки, кружащие над ссохшимися напольными досками в воздушных вихрях. Серая кошка, свесив с амбарной стрехи лапы, лениво дремала, не обращая внимания на воробьев, устроившихся почистить перья на уличной изгороди. А из двора напротив ветер, как весевой сплетник, порывами приносил тихое женское пение. И какая теперь была разница, кто из местных богов всему этому благолепию покровительствует? Если тихая радость и покой, не бывавшие в моей душе уже очень давно, принадлежали сейчас только мне...

- А-а-а-а!!! Кёнтаврь!.. А-а-а!!! - конец идиллии.

- Галка, ты чего?! - резко развернулась я в сторону крика. Все ж побороло ее всемогущее любопытство - девочка теперь, с глазищами, как две чашки, блажила, застыв у моей покинутой табуретки, и в одной руке сжимала раскрытую книгу, а другую вскинула на... - Это не кентавр. Это не кентавр, говорю! - попыталась я перекричать и ее и вступивших в помощь подружек и зарыскала по двору глазами. - Ох, ты ж у меня сейчас...