Евсения Медведева - Табу

– А что? Хорошая мысль.

– Все, Ося. Хватит. Я продлил аренду квартиры, в которой ты останавливалась перед свадьбой Марины. Ключи у вахтера. И да, я оплачу расходы на первое время, а за это ты прекратишь размахивать шашкой, хотя бы при Вите. Кстати, сегодня нас ждут на ужин. И я умоляю тебя, не кусайся с Янкой.

– Слушай, а дядя Витя даст больше на карманные расходы, если я ему расскажу об истинной причине нашего переезда? – рассмеялась я и отключила телефон. Пусть помучается, вредный старикашка.

***

Конечно, я не собиралась сдавать собственного папеньку, но напакостить очень хотелось. Очень! Так хотелось, что аж ладони зудели!

Сидела в совершенно пустом ресторане и раздраженно бряцала ложкой по тонким стенкам чашки. Глаза были прикованы к сверкающему автомобилю, припаркованному прямо напротив окна.

– Какое бы ни было, но моё… – прошептала я, пытаясь успокоить себя и запоздало разбушевавшийся приступ жадности.

Отец был настроен довольно решительно. И что значит его фраза – «расходы на первое время»? Это сколько? Неделя? Месяц? Сколько мне позволено посидеть на уютной шее отца? И что мне делать потом, когда деньги закончатся и у меня, и у него? К паперти становиться?

– Оксанка! – визг справа заставил подпрыгнуть, расплескав капучино по белоснежной скатерти.

– Сашка? – я не могла пошевелиться, пытаясь рассмотреть в охренительно красивой девушке когда-то толстенькую Сашку Шпик. В нашем интернате первое время не было темы интереснее, чем толстая задница Шпик, ну а на втором месте были ее уродливо торчащие гигантские брекеты с разноцветными резиночками. Несмотря на наши постоянные шутки, ее резинки становились только ярче после каждого посещения стоматолога, на которые ее возил отец, появляющийся пару раз в год.

– Моська, да ты просто красотка, – рассмеялась Саня, сверкнув идеально ровным забором зубов. – Впрочем, с этим у тебя никогда не было проблем, да?

– Проблемы будут у тебя, детка, если не прекратишь называть меня так. Мне даже кошмары сниться перестали, а тут снова ты, – я ощутила, как тело стало расслабляться: челюсть престала скрежетать, кулаки разжались. – А я смотрю, твоя задница уже мало напоминает хорошо просоленный шпик, да, Шурка?

– Ой, заткнись, – рассмеялась она и, сбросив гору пакетов, кинулась ко мне на шею. – Никогда бы не подумала, что я буду рада видеть виновницу моих рыданий в туалете.

– А я думала, что тебе нравится тусоваться у толчка по ночам. Да и сколько раз я выручала твою толстую тушку? А? Сколько?

– Ладно, забыли, – выдохнула Сашка и села на стул, продолжая осматривать меня с ног до головы ошалелым взглядом зеленых глаз. – Черт, ты, правда, не меняешься, Оксанка. Ни капельки. Уже за тридцать скоро перевалит, а ты все – как рано созревшая девчонка с довольно порочным румянцем на щеках. Ты как тут оказалась? Я слышала, что ты в Москву подалась сразу после интерната?

– Подалась, – рассмеялась я, рисуя пальцем по уродливой кофейной кляксе на льняной скатерти. – Как давно это было.

– И как?

– А никак, получила пару боевых шрамов, да и вернулась зализывать ранки в родной городишко. В интернате все было просто: жизнь по расписанию, лишенная сюрпризов, учеба и редкие вылазки по ночам, пока «надзиратели» сгоняют скуку за бутылочкой вина. Под конец мне даже стало нравиться видеть родителей только летом. Иногда мне хочется вернуться туда. А тебе?

– И мне хотелось, но недолго, – Сашка натянуто рассмеялась и стала шустро вертеть головой. – Отец развелся с мачехой, и тогда на него спустилось озарение. Он вернулся к почти спившейся матери. И я в восемнадцать лет ощутила всю родительскую любовь. Так и живем до сих пор. Об интернате благородных девиц я вспоминаю лишь в кошмарах. Может, выпьем?

– Не, Шур, мне сегодня нужна трезвая голова. К сожалению, но светлое озарение снизошло только на твоего отца, мой же до сих пор плутает в беспросветной тайге денег, бизнеса и интриг. И я являюсь центральной фигурой очередной гениальной партии…

Отец не соврал, и, припарковавшись у современного жилого комплекса, я заметила приветливую старушку-консьержку, весело размахивающую связкой ключей в небольшом окошке своей коморки.

В квартире все было так, как я и оставила, в спешке собираясь в аэропорт: полотенце, небрежно брошенное на высокое кованое изголовье кровати, пара бокалов и почти пустая бутылка шампанского на полу спальни. Это могло означать только одно – он снял эту квартиру на длительный срок, а не на пару суток, как говорил, прекрасно зная, что мне придется вернуться сюда снова.