Влада Арт - Если бы черёмуха умела петь, она бы пошла в караоке

– Хорошо, куда нужно ехать? – растерянно спрашиваю я, разглядывая карты, по которым зловеще прыгают тени от свечей.

Мадам Рени достаёт круглую коробку из-под шляпы и вытягивает из неё маленькую деревянную фишку с одной лишь буквой М.

Глава 4

Раз в n дней в Старом Мадлеане рождается дождевая туча, и когда это случается, у жителей города ломаются сны. Сегодня, вероятно, именно такой день. Потому что я была уверена, что проснулась ещё пару часов назад. Но вот я стою в дверном проёме своей старо-мадлеанской квартирки, а передо мной припаркован огромный дирижабль в медно-золотой обшивке. От него прямо до моей двери спущен трап.

Я терпеливо выжидаю: вдруг кто-то выйдет меня встретить. И действительно, спустя пару минут спускаешься ты собственной персоной в нарядном фраке и с бутоньеркой из цветов персика.

– Добро пожаловать на борт, – говоришь ты и протягиваешь мне руку.

– Это что, корабль воспоминаний?

– И да, и нет, – отвечаешь ты уклончиво и ведёшь меня за собой.

Стук наших шагов гулким эхом проносится по залу корабля.

– Слушай, я хотела тебе сказать, – пользуясь тем обстоятельством, что хотя бы во сне мы разговариваем, начинаю я.

– Не сейчас, – жестом останавливаешь меня ты и указываешь на огромное капитанское кресло. В паре метров от него установлен штурвал. Я сажусь и спрашиваю:

– Ты поведёшь?

– Ну конечно, – ты целуешь меня в макушку и встаёшь у руля.

Наш дирижабль отрывается от земли и быстро набирает высоту. За огромными окнами пестрят взбитые сливки густых облаков, через которые мы пробиваемся к пастельной лазури неба.

– Первая остановка, – говоришь ты, – день, когда ты дала мне ключи от своей квартиры.

– Почему именно он? – спрашиваю я, ерзая от нетерпения.

– Сейчас поймёшь, – прорвавшись сквозь пелену, мы останавливаемся у парящей в небе платформы. На ней из театральных декораций выстроена улица Северного города, на которой я однажды жила.

На сцене появляются актёры, очень похожие на нас. Стоит отметить работу гримёра и художника по костюмам – сходство почти идеальное.

Актриса, играющая меня, на секунду о чём-то задумавшись, начинает рукой искать что-то в кармане.

– Знаешь, я тут подумала, – как бы небрежно бросает она, – раз ты так часто приходишь, почему бы тебе не взять ключи?

Слышится лёгкий металлический звон, и ладонь актрисы зависает над рукой актёра, играющего тебя.

– Спасибо, – немного сконфуженно отвечает он.

Актриса ускоряет шаг и идёт чуть вперёд, смущенная. Актёр смотрит ей вслед и расплывается в кроткой нежной улыбке.

– Вот, – говоришь ты, – в этот момент всё изменилось и я понял, что весь мир сузился до точки твоего зрачка.

Моё тело вдруг бросает в жар, его наполняет хрупкое чувство, замешанное сразу из нескольких эмоций. Слились воедино и робкая радость, и сладкая тоска, и клокочущий экстаз.

– Что это? – спрашиваю я, склонив голову и пытаясь заглянуть себе в душу.

– На корабле мы связаны, и ты можешь ощутить то, что испытываю я.

– Как красиво, – пытаясь сдержать слёзы, я зажмуриваю глаза.

Ты резко разворачиваешь штурвал, и мы мчимся дальше, оставив позади платформу. Я наблюдаю за тем, как ты ловко управляешься с кораблём, и чувствую, как внутри у меня всё сжимается.

– Я скучаю, – говорю почти шёпотом.

– Может быть, я тоже.

– Может быть?

– Ты же меня знаешь. Мне проще задавить в себе чувства. Так что всё, что связано с тобой, я спрятал очень, очень далеко. Теперь к моему сердцу можно добраться только на этом дирижабле. Поэтому может и скучаю, но сейчас сам об этом не знаю, не помню.

За окном виднеется следующая станция, к которой мы стремительно приближаемся. На этот раз декорации представляют из себя угол гостиной некогда нашего дома. Актёр, играющий тебя, сидит у окна; актриса, играющая меня – возле него, на коленях.

Он закрыл глаза руками и содрогается в приступе панической атаки. Она держит его за предплечья и в исступлении повторяет: «Всё хорошо! Всё хорошо! Всё хорошо, слышишь?! Я тебя люблю!».

– Тогда был первый раз, когда ты сказала это серьёзно, – говоришь ты, повернувшись ко мне. Наши взгляды встречаются, и по телу пробегает мелкая дрожь, а на коже выступают мурашки.

– Я говорила и до этого, однажды, когда ты спал, – отвечаю я.

– Я слышал, но это был лёгкий, почти нереальный шелест, – ты отворачиваешься к сцене и смотришь на актёров, которые заново воспроизводят момент. – Но здесь, в этот момент, всё было по-настоящему.