Татьяна Грачева - Сандалики

Она жаждала окончания урока, сгорая под сверлящим взглядом, а звонок не услышала. Ребята вскочили с мест и ринулись к выходу. Девушки же собирались не так суетливо и быстро, аккуратно складывали школьные принадлежности в сумки.

Лёля опустила взгляд в свой рюкзак, склонившись к нему как можно ниже, была б возможность – спряталась бы там целиком. Она уже точно решила, что записку не передаст, осталось только придумать отговорку для Маши. Такую основательную, чтоб у подруги не было причины бесноваться.

Герман покинул класс с группой ребят, бросив на Лёлю очередной заинтересованный взгляд, даже чуть-чуть приостановился напротив учительского стола. Последней вышла ученица, заработавшая карандашную пятёрку. Она единственная вела себя так, будто никакого дня самоуправления не было, и урок истории прошёл полноценно.

Лёля щёлкнула застёжкой рюкзака, но встать не успела. В класс вернулся Герман. Нарочно игнорируя её, прошёл к своей парте и поднял с пола ручку.

– Потерял, – коротко пояснил он.

Лёля молча наблюдала за его передвижениями. Когда он поравнялся с ней, неожиданно для самой себя окликнула:

– Герман, постой, – дождавшись, когда он повернётся, продолжила: – Просили передать тебе.

Лёля протянула измятую записку. Остановила взгляд на воротнике рубашки Германа, с досадой ощущая, что всегдашний румянец опять заливает её щёки.

Он едва слышно хмыкнул и взял записку.

– Кто просил?

Вручая записку, Маша просила не скрывать её авторство. Но Лёле тяжело было озвучить имя подруги, будто она обнаруживала собственные чувства, а не чужую симпатию. Она замялась, потом прокашлялась и наконец решительно подняла глаза на Германа.

– Маша Смирнова.

Герман недоверчиво нахмурился.

– Маша? Точно Маша?

Лёля растерялась, не понимая, почему он не верит и переспрашивает.

– Да.

– Ну ладно. Спасибо, почтальон.

Он вышел из класса, а Лёля рухнула на стул и нервно оправила волосы. Больше она никогда не согласится на унизительную роль курьера!

С того дня отношение Германа к Лёле разительно поменялось. Встречая её в коридоре, он приветливо кивал и загадочно улыбался. Несколько раз останавливался, чтобы лично поздороваться и спросить, как дела. Незаметно родилось прозвище Лёшка, вросшее в Лёлю как вторая кожа. Но, кроме Германа, её так никто не называл, оставляя за ним право на единоличное пользование кличкой.

Маша ходила пришибленная и выглядела потерянной, словно турист, посеявший карту и компас одновременно. На Германа зыркала сердито и озлобленно, с Лёлей общалась натянуто и больше не откровенничала о чувствах. Видимо, признание в любви посредством записки прошло не по плану.

Иногда в глазах Германа сквозило странное превосходство, будто он владел каким-то важным для Лёли секретом, но открывать его не планировал. Дружба с Машей ещё не рухнула, но уже дала трещину. Между ними больше не было той доверительной откровенности, которая соединяла их ещё с детского сада. Хотя Герман не проявлял активности и не предлагал Лёле стать его девушкой, его симпатия была настолько явной, что в школе начали перешёптываться о них и даже пустили пару сплетен. К счастью, слухи не дошли до завуча – ещё бродили в ученической среде.

На одной из дискотек Герман пригласил Лёлю на медленный танец. Она смутилась и пробормотала вежливый отказ. Прежде ей не приходилось танцевать под романтичные композиции, и она боялась оттоптать партнёру ноги. Герман сделал вид, что не расслышал её сбивчивых протестов, и потащил в центр зала, как на буксире. Он обхватил талию Лёли ручищами, прижав к спине косу, так что её голова запрокинулась. Танец не получился: скорее это было обоюдно некомфортное раскачивание. Лёля не подозревала, что она настолько неуклюже двигается, впервые ощутила себя деревянной заготовкой без единого сустава.

К облегчению Лёли, мучительный танец закончился довольно быстро и остался практически незамеченным одноклассниками. А вот Маша не упустила возможности насыпать на свою душевную рану очередную порцию соли. Она прожигала неловко перетаптывающуюся пару глазами с начала и до конца песни.

С тех пор Лёля плясала только дома в одиночестве или в своих мечтах, где у неё получались изумительные телодвижения и феерические па, а партнёр вертел ею сноровисто, словно гуттаперчевой куклой.

Припарковав машину во дворе, Лёля буквально влетела в подъезд, подгоняемая плотными потоками ветра. Громко хлопнула железной дверью и быстро забежала на третий этаж. Обогнать неприятные мысли о запахе духов не получилось.