Светлана Карагод - Дьявол в нём. Город любви

Девчонка опять его не замечала, впрочем, как казалось, и других. Приютившись на специальном выступе, аккуратно упаковывала книгу в стандартный конверт, покусывая нижнюю губу, сосредоточенно заполняла адрес на бандероли, так и не сняв очки. Прошли минута, две, три… «Не ждать же ее все жизнь!» – разозлился Роман и вышел из почты.

Обслуживание в отделе посылок возобновилось только через полчаса, когда терпению советских людей пришел конец и они взбунтовались:

– Сколько можно ждать?!

– Дайте жалобную книгу…

– Как вам не стыдно!..

Измученная духотой пенсионерка зашаталась и едва не упала в обморок

– Посмотрите, до чего человека довели…

Она не принимала участия во всеобщем возмущении. Сессия сдана и ей спешить сегодня, определенно, некуда. Нет, конечно, лучше бы уйти отсюда побыстрее, так как кружится голова. Это, наверное, от голода. Утром они опять, с подругой, поленились пойти в столовую, а в общаге кроме чая и сырой картошки ничего не осталось. Готовить в жару в комнате, включив электроплиту, испытание не для слабонервных, как и идти на общую кухню, с ее вечными тараканами и грязью! Потому на завтрак был чай без сахара с кексом на двоих, за шестнадцать копеек, которым угостила соседка. Да после почты надо обязательно зайти в кафе «Хинкальня», что на углу, и поесть. Или хотя бы проглотить мороженого. Она несколько раз глубоко вздохнула, чтобы не потерять сознание: такие упражнения всегда помогали, – но тело продолжало оставаться слабым и как будто не своим.

– Девушка, пропустите женщину… – услышала она возмущенные призывы в очереди и молча уступила не молодой пенсионерке свое место.

Время мерзко тянулось, словно прилипшая к раскаленному асфальту жвачка и казалось, что пока она стоит в очереди, ей вспомнилась и пронеслась, как в калейдоскопе, вся ее двадцатидвухлетняя жизнь.

Рассеянным взглядом она зацепилась за расположенные в противоположном конце помещения телефонные кабинки. Если бы знать, что придется ждать так долго, надо бы было заказать телефонный разговор с бабушкой. Вполне успели бы поговорить! Вдруг захотелось в родительский дом, но она одернула себя: близкие должны привыкнуть, что теперь она живет отдельно, надо быть взрослой! Вчера, здесь же, при разговоре с родителями по телефону, ей это вполне удалось.

– Сдала экзамен?

– Да. Последний – на «хорошо».

– Что, Надя, я не слышу? – беспокоилась мама.

– Да сдала, сдала! Все хорошо! – кричала она в трубку так же, как на противоположном конце провода и люди в соседних кабинах. О чем можно говорить при такой связи – только сообщить, что ты жива-здорова и у тебя все отлично. Причем так громко, что об этом услышат все вокруг.

– Когда ты приедешь, Наденька? – кричала мама.

– Не знаю… Не скоро – у меня лагерь на море!

– Что? Опять не слышу!

– Я задержусь! Вожатой – в лагерь еду! И у Светы свадьба в августе. Отсюда удачней ехать! Говорите – я вас слушаю.

– Что? Мы завтра уезжаем в санаторий, в Дагомыс! Нам на заводе «горящую» путевку дают бесплатно! Надо брать!? Тебе хватит денег? Может быть, выслать тебе рублей десять?

– Нет – не надо! У меня есть: нам стипендию за лето дали! Должно хватить!..

Ее плохо слышали. А орать на все ивановскую про свои дела считалось деревенщиной и глупостью высшей степени. Потому она не стала напоминать родителям, что у нее есть сто рублей на сберкнижке, собранные от предыдущих работ на практике, и при ее скромных расходах, в три-пять рублей в месяц на еду, это целое состояние. Связь прервалась, и она поняла только, что родители уезжают на курорт и пробудут там до конца июля.

– Может быть, я приеду к вам в Дагомыс из лагеря на выходные, – и, не желая кричать, добавила: – сообщите, куда едете, бабушке, а я ей позвоню…

Но сегодня позвонить бабушке она сразу не догадалась, а теперь еще стоять полчаса в ожидании переговоров невыносимо!

Только через пятнадцать минут Надежде удалось выйти на свежий воздух. Она облегчением вздохнула: «Все! Съем мороженого и – домой! В кафе не пойду – картошки пожарю…». «Домом», она называла жаркую комнату на последнем, четвертом, этаже общаги. Идти туда не хотелось не потому, что это жилье было мало благоустроенным. Три кровати, тумбочки, большой стол для занятий; шкаф, перегораживающий комнату и отделяющий «спальню» от «кухни», где в нарушении всех законов о проживании примостилась электроплита – такая бедность интерьера и отсутствие телевизора никогда не казались им со Светкой Гулевской, студенткам филфака, проблемой. Наоборот, спартанская обстановка не отвлекала от чтения книг, общения, размышлений о жизни и литературе.