Людмила Толмачева - Замуж за свёкра

— Вы только не подумайте, что я лезу в чужую компанию, — предупредил Кронберг, обращаясь к Кате. — Мы выпьем за встречу, за наш выпуск, и я оставлю вас в покое.

— Ну что ты! — поспешно возразила Катя, женственно перебирая на груди янтарные бусы. — Ты нам нисколько не мешаешь, правда, девочки? Мы будем только рады…

— …как и все красивые женщины нашего города, — едко высказалась Вика.

— Кстати, можешь поздравить Вику. Она у нас именинница, — нашлась Катя.

— Поздравляю, — понизив голос, сказал Антон и в упор посмотрел в Викины глаза.

Та ответила насмешливым взглядом исподлобья, а после короткой паузы заговорила легко и даже вызывающе:

— Спасибо. Теперь ты в курсе, как мы оказались холодным октябрьским вечером в этом ресторане, а тебя каким ветром сюда занесло? Да еще без спутницы?

— Узнаю Очкину, — усмехнулся Антон. — Все та же детская непосредственность…

— Точно! — подхватила тему Катя. — Скорее то же непосредственное нахальство и детский пофигизм. Помнишь, Антон, ее декольте на выпускном платье?

— Помню, — рассмеялся Антон. — А также позеленевшую физиономию нашей Татьяны. Ее чуть кондрашка не хватил от Викиного наряда. А что? По-моему, ты выглядела просто супер!

— И на том спасибо, — доставая сигарету, хохотнула невозмутимая Вика.

Кронберг вынул из кармана зажигалку, щелкнул ею и поднес к Викиной сигарете. Та прикурила, затянулась и, выпустив дым из ноздрей, низко, с хрипотцой произнесла:

— И ты все такой же, Антоша! Таинственный, неуловимый. Сердцеед, одним словом.

— А еще сердцевед и сердцелюб! — добавила Катя.

— Ну вы скажете, — самодовольно усмехнулся Кронберг и впервые посмотрел на молчаливую Ларису. — А ты, Лара, как поживаешь? Какая-то сумрачная сидишь…

Она не успела ответить, как пришла официантка с готовым заказом, и разговор пошел уже на другую тему.

— Итак, за нашу встречу, девочки! — разлив по рюмкам коньяк, провозгласил Кронберг и стал чокаться с каждой по отдельности.

Последней в очереди оказалась Лариса. Она уже справилась с волнением и была настроена решительно, даже чересчур. Ее спокойный, холодный взор, которым она окатила Антона, подействовал на него отрезвляюще. С лица слетел налет снисходительного самодовольства. Он словно окунулся в прошлое, в котором несолоно хлебавши возвращался на свое место, отвергнутый единственной из всех неприступной и оттого, наверное, еще более желанной красавицей Ларисой Хомутовой.

Но за эти годы неопытный юноша превратился в сильного, знающего себе цену мужчину. Встретив ее непокорный взгляд, он и не подумал сдаваться. Напротив, закусив удила, галопом кинулся в увлекательное состязание, победу в котором определяют не столько чувства, сколько характер и ум соперника.

Откуда-то издалека зазвучала музыка их юности, песня из «Титаника» в исполнении Селин Дион, заезженная на дискотеках той поры, но здесь и сейчас заново услышанная, заставившая их сердца вздрогнуть и забиться с удвоенной силой.

Антон не стал церемониться с устным приглашением. Отбросив все условности, накрыл ладонью руку Ларисы, лежавшую на подлокотнике кресла, сжал ее и властно потянул к себе:

— Пойдем?

Невозможно было отказать этому взгляду, этой теплой и сильной руке, этому властному и одновременно влекущему за собой голосу. Невозможно!

Они почти не двигались. В полумраке притушенных светильников стояли, обнявшись, в толпе танцующих и тонули в глазах друг друга. Она сдалась, покорилась, уступила в этом состязании. А он ликовал, предвкушая их первую, долгожданную, нереальную когда-то, но теперь такую близкую ночь.

И она была! Ночь любви, признаний, слез и счастья. Как долго они шли к ней, каким длинным, извилистым, непредсказуемым путем!

Антон еще плескался в ванной, а на кухне его уже ждал поздний завтрак — душистый кофе, омлет с гренками, сандвичи с бужениной и зеленью. Накрывая стол, Лариса то и дело поглядывала на свое отражение в зеркале и удивлялась перемене, произошедшей с ней за одну ночь. Ее лицо, слегка подправленное невидимым скульптором, похорошело, став изысканно утонченным. Нежный овал с чуть осунувшимися щеками обрел дополнительный шарм, на губах застыла легкая улыбка, а глаза из-под полуприкрытых век мерцали таинственным светом. Она сияла от счастья.

Да, она была счастлива, но из суеверия боялась признаться в этом. Боялась спугнуть непостоянную, капризную птицу счастья, в столь редкие дни прилетающую на наш подоконник и не желающую приручаться ни за какие лакомства.