Виктория Мальцева - Абсолют в моём сердце

Эштон поднимается и садится на постели, простынь с пледом сползают ниже, открывая моему взору его совсем уже не юношеский живот:

— Ты смешная! — заявляет.

А я млею, разглядывая его оголенный торс. Не то слово млею, кажется, мои леди-органы задумали что-то нехорошее…

Не то, чтоб я не видела мужчин в плавках, этого добра хватает и в бассейне, и на пляже, да что далеко ходить, летом что Алекс, что Лёша — оба без маек по дому рассекают, хорошо ещё если в шортах, а то Лёшка может и за стол в плавках усесться. Но при виде полуоголённого, бледного, больного Эштона у меня впервые в жизни появляется странное ощущение в животе… Кажется, именно это и называют бабочками!

— А у тебя девчачьи ресницы! — сама не поняла, почему и зачем сообщила ему об этом, видно от созерцания его голой груди совсем мозги мои отшибло!

Эштон улыбается ещё шире:

— Я знаю. Ты не первая, кто говорит мне это.

Бабочки разом сдохли.

— О, Эштон, ты проснулся уже?! Очень хорошо, вставай-ка белье твоё поменяем, ой, и впрямь всё мокрое…

Мама как всегда вовремя. Заспанная, в пижамном одеянии, слегка растрепанная и пахнущая кремом для лица. С детства обожаю этот запах — запах мамы. Эштон, похоже, тоже от него тащится, судя по выражению его лица. Встаёт, замотавшись в простынь, и с ангельской улыбочкой строит из себя пай-мальчика:

— Не нужно, Лера, я сам все поменяю, спасибо!

— Ещё не хватало, чтобы ты больной и с температурой бельё менял!

— Уже всё в порядке, больше нет температуры!

Мама тут же кладёт на его лоб свою ладонь:

— И впрямь нету! Перегорел ты, видно, за ночь. Но горел хорошо, перепугал меня насмерть!

А Эштон блаженно прикрывает глаза… и мне это не нравится! Эй! Это моя мама!

ZAYN — Dusk Till Dawn ft. Sia

Утром мама как ошпаренная носится по кухне — опять опаздывает.

— Мам, у тебя же по вторникам вроде нет занятий! — тяну сонно.

— Пора экзаменов началась, дочь! Не долго тебе расслабляться осталось — скоро узнаешь, что это такое! Правда, Эштон?

Эштон в отцовской футболке и его же батнике с надписью GAP посередине мирно восседает на мамином любимом месте — кофейном диванчике у самой стеклянной стены. Кофейном не потому, что дизайнер задумал его цветом кофе с молоком, а потому, что мама любит в этом месте пить кофе и проверять свои контрольные. На самом деле, там два кофейных дивана, стоящих друг напротив друга, а между ними уютный деревянный стол. Это особенное место — место для двоих. Для мамы и Алекса. Если вдруг проснуться пораньше, то можно застать их ежедневную идиллию, ставшую традицией: каждое утро они проводят вместе и наедине 30 минут. Пьют кофе, обсуждают планы на день, иногда как дети держатся за руки, но чаще просто целуются. Мы долго ждали момента, когда же им надоест, но так и не дождались. Похоже, они собираются целоваться до самой смерти!

Фокус в том, что кофейные диваны как-то сами собой, по умолчанию, стали неприкасаемыми для всех остальных домочадцев. Абсолютно все почувствовали энергию этого места, места только для двоих.

И вот Эштон… Сидит себе, как ни в чём не бывало, на мамином месте. Сажусь напротив него на диванчик Алекса.

— Доброе утро!

— Привет.

— Как самочувствие?

— Уже лучше, спасибо.

Тут замечаю в глазах больного тень подозрительной иронии. Эштон любуется нашим видом на залив, жуёт свой блинчик с вишней — мамино фирменное блюдо, и едва заметно улыбается.

— У вас красивый дом и в очень живописном месте. Наверное, лучший из всех, что я видел, — внезапно сообщает.

Мама тут же отвлекается, останавливается на несколько мгновений, на лице её озабоченность сменяется мечтательной улыбкой:

— Дом… да, дом у нас замечательный. Твой отец построил его, когда был совсем юным. Двадцать пять ему было. Он хотел, чтобы здесь поселилась его семья, росли его дети… так и вышло, в итоге!

— Вообще-то, ему было двадцать шесть, и этот дом он построил лично для мамы, хотел сделать ей подарок, но она не пожелала даже взглянуть на него.

Эштон напрягается, лицо его выражает крайнее удивление и странный испуг.

— Ой, ну всё! Я в Университет опаздываю, — мама срывается в сторону гаража, а я чувствую себя виноватой!

— Мамуль, прости! Ну, прости, пожалуйста! У тебя были очень веские причины, я знаю! — кричу ей вслед.

Догоняю её уже практически у двери в гараж, и с ужасом замечаю, что она плачет.

— Мам, ну что ты, прости меня, дурочку! — обнимаю её и начинаю слезоточить сама.