Виктория Мальцева - Вечность после…

Этот человек настолько дорог мне, что я способна узнать его без слов и образов. Самой первой ощущаю радиацию тепла, исходящую от его большого тела, затем нос улавливает запах терпкой туалетной воды — мой выбор, влажное дыхание в изгибе моей шеи. Он не просто присутствует, он есть.

Мой муж, мой Дамиен.

Сколько раз он делал это, а эффект всё тот же: губы касаются кожи на шее, и в эту точку словно вонзается поток благостной энергии, растекающейся вибрациями, волнами с такой силой, что мои ноги подгибаются в коленях. Но я не боюсь упасть — знаю: он подхватит. Всегда.

Наконец, Дамиен прижимается ко мне грудью, протягивает свои руки под моими, заставляя отпустить поручень и, расслабившись, просто лежать на нём: спина на его груди, руки на его руках. Этот жест вошёл в число его немногих привычек уже давно: всякий раз, как он видит меня на террасе с вытянутыми руками, бросает то, чем был занят, и выходит, чтобы встать за моей спиной. Я знаю об этом и неосознанно жду его даже тогда, когда уверена — он не видит меня. Жду, потому что эти руки, поддерживающие мои, и грудь, отдающая мне свою силу — напоминание о его клятве быть всегда мне опорой. И он считает, что об этом нужно напоминать — чем чаще, тем лучше.

Как Алекс напоминает своей Валерии о том, что любит всю свою жизнь только её, и только она по-настоящему имеет в его жизни значение. Даже не дети, а только она — в этом он однажды признался Дамиену.

— Ты спала всего два часа сегодня. Ложись отдыхать сразу, как мы уедем, — нежно приказывает мне мой супруг.

— Ты спал столько же! — спорю.

— Я крепче! — настаивает.

— Ну и что?! Без тебя я не усну!

Дамиен смеётся: я это слышу и чувствую, почти лёжа спиной на его груди. От его смеха мне делается так хорошо… Непередаваемо сладко.

— Окей, — и в голосе ирония. — Развезу детей по школам, заскочу на Коттонвуд — что-то у них выручка упала, нужно проверить. Вернусь и залезу к тебе под бочок, — нежно целует меня в висок.

— Ты помнишь, что сегодня у нас гости? — спрашиваю.

— Помню, конечно!

— Нужно готовить ужин. Поможешь?

— Ты ни о чём не беспокойся. Лера сказала, что привезёт сладкое и кое-что из еды, и дала мне задание побаловать её чем-нибудь из меню моих ресторанов, но я приготовлю сам. Выбираю между лазаньей и уткой, ты как считаешь?

— Утка выходит у тебя лучше!

— Окей, значит утка! Заодно и мясо на Коттонвуд выберу, сегодня как раз у них поставщик.

— Соня с Эштоном тоже приедут?

— Только Соня с детьми, Эштон в отъезде.

— Значит, Амаэль и Айви сегодня будут здесь! — улыбаюсь.

Любоваться на эту парочку можно до бесконечности. Столько трепетности и нежности в детской дружбе мне ещё не встречалось. Они словно существуют отдельно от всего прочего мира, их головы всегда рядом, всегда вместе.

— У них всё будет не так как у нас, — Дамиен вдруг становится серьёзным, — им повезло с семьёй.

Амаэль и Айви ещё совсем дети, но уже сейчас яснее ясного видно, что тяга, существующая между ними — не просто дружба. Так тянутся только родственные души, однажды предначертанные кем-то одна другой. Именно так, как это было когда-то у нас с Дамиеном. С самого детства, с самого начала между нами были искры и непреодолимое взаимное притяжение.

— Ты начала читать Лерину книгу?

— Нет ещё. Смотрела отзывы в сети, люди пишут, что она не простая. Никак не решусь…

— Не бойся тяжести, без неё не бывает настоящих историй. А эта книга — о самой сильной, сложной и красивой паре, какие мне встречались.

Спустя мгновение добавляет:

— Ну, кроме нашей, конечно!

С этими словами муж опускает руки, разворачивает меня к себе и целует в губы. Я купаюсь в его любви, плаваю в ней, как в океане. И каждая волна поднимает меня так высоко, что, кажется, можно коснуться неба, дотянуться до звёзд и снять себе самую счастливую.

Его любовь в его поцелуях. Они не просто быстрые «чмоки» или постельные поедания, они — цветы, распускающиеся на моей коже. Благоухающие сладким приторным ароматом гиацинты цветут на мне вечером и ночью, а утром и днём — нежные чайные розы с множеством многослойных лепестков и утончённым запахом.

Дамиену нравится меня целовать: его поцелуи — потребность для него самого, ласки, дающие выход переполняющим его чувствам. Каждое касание нежных, но уверенных и настойчивых губ воспринимается мной как благословение. Он говорит, что не целует меня, а «молится своему божеству», не обнимает, а «преклоняется». Но это, вообще-то, не его слова! Их придумал Алекс для своей Валерии, а Дамиен повторяет для меня. Но какая разница? Суть-то от этого не меняется!