Виктория Мальцева - Вечность после…

— Ну и что? Она же игрушечная! Съела тебя, что ли?

— А он сказал на меня плохое слово!

— Какое?

— Я… я… не помню! Но оно было очень плохое!

Внезапно в комнате раздаётся хлопок: это Дамиен призывает потомство к порядку. Причём без слов: одно многоговорящее выражение лица и сыновья натягивают джинсы и майки. Молча.

— Торжественно поздравляю вас, молодые люди: планшеты на сегодня отменяются! — ставит в известность.

Лица моих сыновей — воплощение Вселенской трагедии. Ну вот, теперь они рыдают. Но не в голос, пока отец в комнате.

— Ведите себя разумно, внимайте словам и просьбам родителей, слушайте маму, в конце концов! Посмотрим, как вы будете вести себя завтра. Всё в ваших руках, парни!

Но завтра, скорее всего, будет то же самое.

Я пытаюсь вымолить у мужа прощение для детей, упрашивая глазами, но он безапелляционно мотает головой — «нет!».

Вообще, Дамиен, всегда мечтавший о сыне, невыносимо строг с ними. Со всеми тремя! Дариус вот уже полгода как живёт с нами — у Мел напряжённый график, она снова замужем за режиссёром и продюссирует эротический фильм о миллиардере и его помощнице.

Мел хорошая мама, наверное, просто сейчас она очень занята, и Дариусу у нас теплее и в прямом смысле сытнее.

Самой большой неожиданностью для меня стали Дамиен и его дочь. Магия их связи проявилась ещё в госпитале, когда он взял кроху в свои руки: Альба неотрывно смотрела ему в глаза своими тёмными, только-только увидевшими мир, и этим миром было лицо её отца.

Мальчишки орали, не открывая глаз — у обоих случилась аллергическая реакция: они были похожи на маленьких опухших поросят. Два дня спустя отёк спал, глазки открылись, но дурной характер так и остался: столько шума и безобразия, сколько производят эти двое, не производит никто в Ванкувере! С ними везде проблемы: и на детской площадке, и в школе, и в кинотеатре, и в приёмной врача. Не знаю, как бы справлялась с ними без Дамиена, но мне, Слава Богу, не пришлось: он все последние пять лет был неотрывно рядом. И только полгода назад решился, наконец, вернуться в профессию и выполнить данное Алексу обещание — снять фильм по книге Валерии. Я её не читала, в последние годы было не до книг, дойти бы до кровати.

Наконец, вся моя семья завтракает за высоким столом — островом посередине нашей кухни-столовой. Мы убрали перегородку, которая была здесь раньше, чтобы и во время готовки можно было любоваться на залив, а не только за коротким завтраком, обедом, ужином.

Дариус в наушниках, хотя знает, что отец этого не одобряет. Но в отличие от малышей, у Дариуса привилегии — старшинство в семье, поэтому Дамиен помалкивает, не одёргивает при остальных.

— Мне пришло письмо, — начинает издалека мой муж. — Тебя перевели из основного состава в запасной. Я расстроен.

Дариус пожимает плечами:

— Там новенький пришёл, он старше меня, и его поставили в ворота.

— Дело ведь не в возрасте, ты и сам это знаешь. Не хочешь играть?

— Нет.

— А чего ты хочешь?

— Пап, спорт — это не моё, ты же и сам видишь: тренировки каждый день, а толку нет.

Дамиен вздыхает, потому что это правда. И моему мужу, привыкшему быть лучшим из лучших, самым амбициозным из всех, ужас как страшно и тяжело принять эту правду.

— Нужно стараться! Делать всё, что в твоих силах, чтобы быть лучше!

— А зачем?

Альба разливает сок, я вскакиваю, чтобы принести бумажные полотенца, но Дариус быстрее:

— Мам, я принесу!

Улыбаюсь ему и ласково треплю по голове. Дамиен протяжно вздыхает: да, Дариус — не Дамиен. И Дариус ни в коем случае не хуже, он просто другой. Он мягче, теплее, ласковее. Но его внутренний мужской стержень, стремление жить по своему уму, не подчиняясь нормам и ожиданиям других — важная черта, унаследованная от отца. Он умный и сильный, но не любит играть в сокер. В бейсбол тоже. И футбол. И баскетбол. Дариус любит рисовать, слушать музыку, обучаться игре на гитаре. И помогать людям.

Дамиен устраняет сотворённое дочерью безобразие принесёнными полотенцами, обнаруживает пятно на «принцессном» платье и голосом, о существовании которого я не подозревала ещё каких-нибудь пять лет назад, выдаёт:

— Котёнок мой, ты посмотри, как здесь мокро! Давай поскорее доедай кашку, и я помогу тебе переодеться…

Далее следуют поцелуи в лобик, щёчку, опять в лобик и так далее.

Этот человек напоминает мне пластилин play dough, в который играет моя не по годам мудрая дочь. Она одна в нашей семье умеет выпрашивать у отца бесчисленные «прощения» для мальчиков. И это единственное, в чём она «обошла» меня, что и не удивительно: я ведь не могу залезть к отцу на руки и протяжно пропеть: