Виктория Мальцева - Бонус Дамиена

— А! Не знаешь! Не знаешь — не мужик!

— Шесть! — рискую.

— А вот и нет! Она тысяча семьсот тридцать семь! — ликует.

— Шесть — это радиус Земли, пап! — подсказывает Дариус, а я пыхчу, как паровоз.

— А какое животное самое большое в мире? — не унимается всё тот же один из моих троих сыновей.

Но это уже легко, спасибо, Господи, за шанс реабилитироваться:

— Кит!

— А что такое…

Твою ж мать… этот допрос когда-нибудь закончится?

— Сингулярность?

— Вселенная в момент Большого взрыва!

Элайя поджимает губы, Дариус гордо усмехается — не так и безнадёжен его отец. Да, в их возрасте я тоже любил канал Discovery, и на этой оптимистичной ноте я задаю свой главный вопрос:

— Кто в моё отсутствие не слушался маму?

У Элайя, кажется, пропала шея, Джордан прикидывается страшно занятым, проходя лабиринт на обратной стороне коробки из-под хлопьев.

— Хе-хе, — посмеивается Дариус.

— Они оба! — доносит Альба, тыча пальцами в своих единоутробных братьев.

Тяжело вздыхаю:

— А я о чём Вас просил, молодые люди?

Оба сидят, насупившись, и уже изучают дно своих тарелок. Да, в гневе я грозен и беспощаден, особенно, если дело касается их матери.

— Ну… не всё было так плохо, — неожиданно вступается за младших Дариус. — Вчера, так сказать, их сорвало, но до этого держались вполне сносно.

— А кого выгнали из школы?

Дариус смотрит в глаза, смело не отводит взгляда:

— Я расскажу тебе наедине, если можно, пап.

Уважение к старшему сыну и знание его всегда достойного поведения заставляют согласиться с его просьбой:

— Хорошо, сын. Надеюсь, ты не забыл о том, что мужчина?

— Нет. По этой причине всё и вышло. Ладно, фиг с ней с малышнёй, их ведь это тоже касается. Стив-немец предложил на спор лезть на крышу, я отказался, он сказал, что я не мужик. Ладно б просто сказал, а так стал на весь класс орать, девчонки смеялись. А ночью дождь лил, там скользко, как на катке, что если б упал? Что было бы с матерью?

У меня дети — индиго, все четверо. Я бы полез и в снег, и в дождь, и сам бы кого-нибудь подбил, но не Дариус, потому что у него разум прежде всего. И сейчас я не только горжусь им, но и благодарен за то, что он думает о матери, осознавая её уязвимость. И это не Мел, как ни прискорбно. Ева стала настоящей матерью для Дариуса, полноценно восполнив пробелы Мелании, и я благодарю Бога за то, что моей бывшей жене хватило ума позволить Дариусу жить с нами — она оказалась не настолько эгоистичной, чтобы лишать сына семьи в угоду своим принципам.

— И что дальше? Избил его?

— Пришлось. Иначе бы он не заткнулся.

Мой отец сейчас сказал бы «кулаками споры не решают».

— Ну ладно, избил так избил. В другой раз подумай, как ударить словом, и тут я не оскорбления имею в виду.

— Я не умею словом, пап.

Знаю, это проблема. Я вот умел и словом и кулаками, а разве это принесло мне счастье? Как умеет, так и стоит за себя мой ребёнок.

— Окей, Дариус. Я тебе доверяю, и знаю, что в каждой ситуации ты выбираешь оптимальный путь.

— Спасибо, что понял, — почти заметно улыбается.

Я улыбаюсь в ответ, потому что действительно им доволен, и получаю:

— Тебе надо будет к директору зайти по этому поводу… но не обязательно сегодня, ты же с дороги устал?

— Зайду. Обязательно зайду, но не сегодня. Не переживай на этот счёт — разберёмся, — подмигиваю.

Конечно, не сегодня: в это утро у меня есть дела поважнее — до чёртиков соскучившаяся жена.

С развозкой детей по школам управляюсь за полчаса, но вернувшись, обнаруживаю, что моя жена так и не просыпалась. Быстро принимаю душ и в полной готовности укладываюсь рядом с Евой, нарочно стараясь быть немного более шумным. Но она всё равно спит, только, вздохнув, один раз улыбается во сне. Вот даёт! Видать, хорошенько вчера напилась успокоительного!

Angus Julia Stone — Stay With Me — Live Spotify Sessions 2015

Tom Odell — Magnetised (Acoustic lyrics)

Jon Bryant — Light

Я смотрю на неё спящую, смотрю и не могу наглядеться, не способен оторвать своих глаз: немного спутанные волосы, фарфоровый лоб, идеальные брови, глаза, нос, скулы, чуть приоткрытые губы — картинка моего персонального счастья. Только моего.

Солнечное пятно медленно ползёт по подушке, захватывает подбородок, щёку и вот уже целиком ложится на любимое лицо. В ярком свете плотно сомкнутые веки кажутся ещё более хрупкими — я могу видеть десятки тончайших, почти микроскопических вен, несущих кровь от её сердца или обратно к нему. Они подрагивают, морщатся, стараясь лучше выполнить свою работу — спрятать глаза моей спящей Евы от света.