Дмитрий Быков - 66 дней. Орхидея джунглей (под псевдонимом Мэттью Булл, Элия Миллер)

— Почему ты не раздеваешься? — спросила Эмили.

— Ну, так уж сразу и купаться. Сперва потанцуем. Посмотрим, как будут развиваться события.

— А что–то будет развиваться?

— Несомненно. Все увидишь. Какая любопытная. У любознательной Эммы вечно бывают проблемы.

— И что, танцы будут типа вчерашних?

— Тебя уже кто–нибудь кусает за шею? В маске слепня?

Эмили расхохоталась.

— Слушай, — сказал Уидлер, — ты заметила, как нам с грузовика показали большой надувной фаллический символ?

— Я подумала, что это воздушный шар.

— Он и был воздушный, но не шар. Так вот. Ты заметила, как Хана тут же подняла темное стекло в «мерседесе» и всем своим видом выказала неудовольствие?

— Ты мог еще за ними наблюдать?

— Конечно.

— А я нет, — честно призналась Эмили — Бели бы я смотрела назад... («Меня бы вырвало», — хотела она сказать, но промолчала).

— То не увидела бы ничего, кроме твоей обширной фигуры, загораживавшей все, — находчиво закончила Эмили.

— Не худший пейзаж, — сказал Уидлер. — А сейчас нам кое–что предстоит. Кое–что забавное. Во всяком случае, хотелось бы надеяться.

Огромный пирс уходил в океанскую даль. Гигантский медведь вальсировал с полуголой, без верхней части купальника, девицей гренадерского роста. Эмили уже не смущали такие детали, как отсутствие верхней части купальника. Она знала, что ее грудь и без этих новшеств, в довольно скромном купальнике значительно превосходит почти все, что она сейчас видит вокруг себя.

Серебристые парики мелькали вокруг. Их срывали друг с друга, подбрасывали в воздух. Они были сделаны из мишуры и приятно шуршали, будучи подбрасываемы.

Хана шла по песку, неловко оступаясь в туфлях на высоких каблуках, экзальтированно взвизгивая всякий раз, как шпилька увязала в песке. Потом скинула туфли и пошла босиком. Адо шел вслед за ней и взглядывал на Уидлера, как показалось Эмили, заискивающе.

«Интересно, что они обо мне думают? — вдруг задалась она вполне естественным вопросом. — Второй раз подряд я с ним вместе у них на глазах. И сейчас мы уже двумя парами поехали сюда. Не считают же они меня его любовницей? Или он их подговорил что–то такое устроить, чтобы здесь меня высмеять? Или, наоборот, со мной что–нибудь вытворить и опозорить всерьез, перед всеми? Идиотка. Нельзя тебе было с ним сюда ехать. Это тебе не китайские налоги. Здесь ты ничего не понимаешь. И ежеминутно можешь оказаться в смешном, идиотском, проклятом положении. Дикая девочка с Запада. Деловая женщина. Сидела бы ты дома за шитьем, как говаривали в старину...»

Начался новый танец. На эстраде вовсю извивался певец, который откровенно пел под фонограмму и потому больше танцевал, чем следил за артикуляцией. Потом он и вовсе перестал делать вид, что поет, и стал выкрикивать в паузах песенки идиотские прибавки; через строку он кричал: «В штанах!», через строку же — «Без штанов!»:

Публика была в восторге. Судя по всему, миссия певца состояла именно в том, чтобы такого рода комментариями, не блиставшими, правда, разнообразием, делать песню более доступной и приятной для потребителей.

Хану вовлекли в танец против ее воли, к тому же ее босым ногам было не слишком надежно в этом горячем песке, среди бутылочных осколков. Но все танцевали босиком, пыталась танцевать и она, тоже с натужной, заискивающей улыбкой. Правда, губы ее дрожали, а глаза беспокойно скользили по лицам присутствующих. Она словно что–то подозревала.

— Эмили, — почти не разжимая губ, тихо сказал Уидлер. Он был абсолютно спокоен, наклоняясь к ее уху. — Посмотри направо.

Она посмотрела сперва на него — нет, чуть бледнее обычного! — и потом туда, куда он указывал взглядом. Уидлер сплюнул.

— Видишь того морячка?

— Ну да...

Морячок был пьян, весел и выглядел вполне разбитным малым. Причем весьма истеричным. Такие типчики обожают затевать драки. Они долго в упор смотрят на абсолютно незнакомого человека, а потом вдруг хрипло кричат, рванув ворот, словно он их душит: «Пусть меня сдерживает целая рота! Или, клянусь, я покажу ему! Во Вьетнаме — дрянь, ты помнишь Вьетнам?! — полк из–за него такого натерпелся!!!» Хотя Вьетнам состоялся в момент, когда морячку было от силы три года, да и то, скорей всего, морячок еще не родился к началу Вьетнама... А человека, которого он видит впервые, он вовсе не хочет убивать: ему подавай общую панику, драку и возможность выплеснуть собственную истерику на толпу ни в чем не повинных собутыльников.