Дмитрий Быков - 66 дней. Орхидея джунглей (под псевдонимом Мэттью Булл, Элия Миллер)

— Но это совсем не плохо, — возразил Джим. — Мы все должны иногда теряться, чтобы находить себя.

Каламбур был второсортный, но, странное дело, все, что бы ни говорил этот Уидлер, в эту минуту казалось ей необычайно важным и значительным. Или она много выпила? Нет, только пригубила...

— Ты не согласна со мной? — спросил Джим.

— Я не знаю, — сказала Эмили. Ей хотелось продолжить эту игру в школьницу и учителя.

— Конечно, знаешь! — он провел ладонью по воздуху, будто отмахиваясь от детской забавы: какой он учитель, какая она ученица? Взрослые, свободные люди. — Повернись! — приказал он, тут же нарушая новые правила.

Эмили послушно повернула голову.

— Смотри, — он перегнулся через столик и зашептал ей в ухо, — там, за соседним столом сидит пожилая женщина...

— Ты что, — так же тихо заговорила она, — она совсем не пожилая. Ей 35, от силы 40 лет.

Он прикрыл глаза в нетерпении.

За соседним столом сидела пара средних лет. Он и она. Лица их были печальны. Она, в белом жакете и юбке, курила длинную сигарету. Рядом, лениво поглядывая вокруг, сидели два телохранителя. Тоже в белом. «Под цвет ее платья» машинально подумала Эмили.

— Как ты думаешь, — продолжал Джим, — что нужно сделать, чтобы вывести ее из себя?

Вывести женщину из себя? Для этого существуют тысячи способов. Эмили вспомнила, как однажды проплакала всю ночь, встретив в закусочной даму в тех же туфельках, что у нее. Да что туфельки! Слишком наглый или равнодушный взгляд в толпе, скрипучий шепот за спиной, треснувшие колготки, каблучок, хрустнувший под ногою, зонтик под цвет платья, оставленный в случайном такси, прыщик на лбу, лак, соскользнувший с ногтя, плохая погода, хорошая погода, никакая погода... В данном случае — парик.

— Парик! — уверенно сказала Эмили, как лучшая ученица, вызванная наконец к доске. — Если снять с нее парик, то она точно потеряет самообладание.

Вопрос был слишком прост. Джим указывал не на пару в белом, а на одинокую старуху, сидевшую в глубине зала.

— А как насчет них? — он указал на соседей. — Как ты думаешь, они счастливы иди печальны?

Ну, это снова был простой вопрос! Женщина зажигала новую сигарету, ее пальцы слегка дрожали, глаза были сухи. Он молча ел, мягкими движениями уверенных рук ловко орудуя вилкой и ножом.

— Они печальны, — правильно ответила Эмили. — Определенно печальны, — добавила она, радуясь своей проницательности.

— А чьи это деньги? — он показал глазами на пачку долларов, небрежно лежавшую на столе, ближе к мужчине. Его или ее?

Эмили на минуту задумалась. Мужчина все так же не спеша поглощал свой поздний обед или ранний ужин, дама все так же быстро и нервно курила. Но нет, она не была похожа на содержанку или бедную девушку с русской картины «Неравный брак». Ее надменное лицо, гордый нос и властные бледные губы выдавали принадлежность к аристократическому роду, ее тонкие пальцы даже на расстоянии поражали голубой прозрачностью кожи. Эта дама привыкла только к повиновению. Эмили представился родовой замок где–нибудь на юге Германии, огромный зал, выхоленные бесшумные слуги и сама госпожа, с тем же отрешенным, неподвижным лицом одиноко сидящая за столом...

— Это ее деньги, — сказала Эмили.

Джим одобрительно кивнул в ответ.

— Когда они познакомились? — продолжил он свой допрос.

— Это было давно... — произнесла она. Ей и вправду начинало казаться, что они тысячу лет знакомы. Только вот кто — они?..

— Где они познакомились? — голос его стал строг после ее уклончивого ответа.

— На лыжном курорте в Швейцарии, — быстро заговорила Эмили, стремясь поскорей исправить допущенную ошибку и доказать господину учителю, что она отлично выучила заданный урок.

— Он был лыжным инструктором, — предположил Джим. Голос его смягчился, ученица исправлялась прямо на глазах.

— Он тренировался там к Олимпийским шрам... в Саппоро, — не согласилась Эмили. — И сломал ногу, — отчего–то со злорадством произнесла она. — А она ухаживала за ним.

— А как ее туда занесло?

— Так, — Эмили пожала плечами. — Брала уроки слалома. У богатых свои причуды. Не все же в замке сидеть. Скучища в этих замках, Уидлер.

Он улыбнулся одними глазами.

— Это была любовь с первого взгляда?

Он глядел на нее в упор. Голос его, казалось, дрогнул. Нет, конечно же, это ей показалось. Ученица явно была достойна высшего балла, но в той школе, где преподавал Джим, высших отметок не ставят. Это не принято, признак дурного тона. Потому что никто ничего не знает в совершенстве. Впрочем, может быть, чудо?.. Что ж, тогда он задаст ей этот, самый трудный вопрос. Ответит верно, что почти невозможно — с традицией будет покончено. Собьется, допустит ошибку — вылетит вон, на улицу. В этой школе ошибок не прощают. Никому, даже лучшим, даже самым любимым ученицам. Даже таким, без которых сама эта школа никому даром не нужна. Ну, Эмили!..