Дмитрий Быков - 66 дней. Орхидея джунглей (под псевдонимом Мэттью Булл, Элия Миллер)

— Нет, нет, я должен знать конец рассказа. Что бы там у них ни произошло, это наложило свой отпечаток на них. Навсегда.

— Да не дошли они до той комнаты! — Чтобы остановить его, Эмили ляпнула первое, что пришло в голову, но, может быть, по слову старого поэта, «чем случайней, тем вернее»?

— То есть как не дошли?

— Ты разве не видишь? Ему не нравился отель. — Ей на выручку пришла придуманная сегодня — а казалось, сто лет назад — история о владельце отеля, одиноком мечтателе, и молодой паре, которая съезжает из гостиницы после первой же неудачной ночи.

— Ему не нравился отель? — Джим с удовольствием подхватил неожиданное продолжение. — Он оставил ее, да? Он оставил ее одну в вестибюле. А сам? Представляешь, он выбежал, а она, со своими чувствами, со своими впервые пробудившимися желаниями, чувствуя себя сразу же смешной, старой, ненужной, навязчивой...

О, как он, однако, холодно смотрит на людей! Не дай Бог никому смотреть на себя такими глазами, глазами холодного и жестокого врага. А если он и за собой так же следит со стороны... Нет, Эмили всегда была убеждена, что себя надо любить. Взнуздывать, воспитывать, объезжать, — но любя. Он же, видимо, за людьми и, значит, за собой замечал слишком многое. Поэтому всегда играл, никогда не раскрывался и полагал, что все на свете только делают вид, что живут. Ну что ж. И у меня не слишком женский ум. Посмотрим!

— Она была разгневана, — кивнула Эмили после паузы. — Она хотела... хотела сквитаться с ним. Осмотрелась вокруг. Пустота, холод, мрак... Пустой отель... В холле висит зеркало. Она увидела в нем... позади себя... другого мужчину.

— Слушай! Но не слишком ли это странно — бросить женщину в первую брачную ночь только из–за того, что тебе не понравился отель!

— Господи, да при чем тут отель! Это только предлог. Этот парень проще ее, недостоин ее, как ему кажется. — Эмили прищурилась и уставилась на пару за дальним столиком. Перед аристократкой стояло нетронутое блюдо. По-прежнему. — Не настолько уж он тонок и чувствителен, чтобы из–за отеля сходить с ума. Не в том дело. Просто он захотел убежать, почувствовав себя не на месте. И убежал. Потому что у них, в слаломе, короткая дистанция между желанием и его исполнением.

— А что же она?

— А что ей оставалось делать? Она увидела другого, и ей показалось, что это будет месть. Хотя на самом деле — только заполнение пустоты. Разве мы мстим кому–то, когда нас отвергают и мы выбираем другого? Это не месть, это кислая мина при горькой игре.

— И что же?

— Она дождалась, пока кельнер уйдет спать. Отель пустой и старый, так что вполне естественно, что ночью он может спать, не опасаясь нападений и грабежа. И она уходит к себе, оставив дверь открытой. Тем более, что дверь и не запирается...

— Подожди. А у этой новобрачной кто–нибудь был до этого?

— Был, конечно. И был один неудачный, страстный роман, когда только тело ее участвовало в отношениях, а мысли витали далеко. Несовпадение возрастов, вкусов и прочего. Но в этом мальчике-слаломисте — впрочем, не таком уж мальчике, он ее младше лет на пять, не более — ей так нравилось все, и все было настолько иначе, и их так роднила глубинная общая несчастность и какая–то, знаешь ли, неукорененность в жизни...

Он улыбался. Кажется, на этот раз она отвела грозу. Он лакомится ее сокровенным, заставляя выуживать из памяти любимые книжки и собственные истории.

— Ну, и ночью к ней пришел этот, в зеркале. Он был загадочен, странен, худощав, он все время молчал, и они без слов понимали друг друга. Кроме спящего кельнера, больше никого в отеле. Он взял ее за ночь трижды, а когда она проснулась, его уже не было.

— И что, ей было хорошо?

— Ничуть. Ей может быть хорошо только тогда, когда хорошо именно ей, а не ее телу. Но она была этой ночью не одна, и он утомил ее. Именно в силу этих двух причин она и смогла заснуть.

— Идем, — сказал Уидлер.

— К ним? — перепугалась Эмили. — Я же тебе все рассказала!

Он встал.

— Вот именно. С ними мне ясно почти все, — а что неясно — так незначительно, что уж ночь–то до завтра я смогу проспать. Пойдем туда, где настоящее.

— А будет еще и настоящее? — Она не все доела, в вообще ей тут нравилось, и хорошо было бы тут еще посидеть.

— Да, я же говорил тебе, что этот ресторан — не совсем то, чем он притворяется. Пойдем, пожалуйста. Не пожалеешь. Ради этого сюда и приходят.

Она встала. Сквозь окно за ней пристально следил чей–то восхищенный, но и дразнящий взгляд. Она не чувствовала его, а Уидлер почувствовал. Он обернулся. За огромным, во всю стену, окном, за которым кипел и переливался ночной, жаркий, жуткий и манящий город, стоял мальчик из отеля. Босой, в шортах и маечке, выглядящий лет на двенадцать, не больше. Он провожал Эмили взглядом, в котором было нечто большее, чем восхищение или любовь. Он смотрел на нее так, словно что–то знал.