Р Льюис: Хоук

Потому что боль… боль была лучше, чем ощущение себя в этой яме небытия.

Хоук

Спустя несколько часов Хоук проснулся. Мирно спящая Тайлер свернулась калачиком у него под боком. Он долго разглядывал ее, поражаясь теплу ее тела. Кажется, целую вечность он не ощущал такого тепла. И внешнего, и внутреннего.

Тайлер нежная.

До боли красивая.

И теплая.

Или, может, это долгая изоляция заставила его увидеть мир и ее в новом свете. Осторожно, чтобы не потревожить, он сполз с кровати и направился в ванную отмываться. Даже такое простое действие требовало усилий. Но это место, каким бы дерьмовым оно ни казалось, было раем по сравнению с тем, откуда он выбрался. Горячая вода — настоящее блаженство. Он закрыл глаза, наслаждаясь стекающими по телу теплыми струями.

Закончив, он уставился на свое отражение в зеркале, изучая его и потирая ладонями выбритые щеки. Ему нужна маскировка. Может быть, отрастить бороду. У него слишком приметное лицо — резко очерченные скулы и идеально вылепленный подбородок — как у гребаных моделей. Если не соблюдать осторожность, его узнают с первого взгляда.

Он вздохнул и опустил голову. Во всем теле до сих пор ощущалась слабость, но не это беспокоило его. А теплое тело, спящее на кровати в шаге от него, и вся та херня, что творится в его голове после слов, сказанных прошлой ночью.

Любовь — это дом, и сильнее всего я чувствую это рядом с тобой.

Через открытую дверь ванной он смотрел на нее, раскаиваясь в том, что вчера в разговоре с Гектором объявил ее своей. Ему просто нужно было лишить ее всяких шансов быть с кем-то из членов клуба.

В глубине души ты доволен. Посмотри, какой потрясающей она стала за два года. А представь ее еще через три?

От таких мыслей Хоук нахмурился, но уже не мог взять свои слова обратно, как сделал бы раньше. Он стал беспомощным. По-настоящему беспомощным и чертовски уязвимым. Вся правда заключается в том, что тюрьма — это отвратительное место, которое любого доведет до отчаяния. И Хоук испытал это отчаяние и… одиночество. Охуенное одиночество. До такой степени, что даже мужик, вроде него, начинал до боли желать чего-то настоящего.

И этим настоящим были те письма.

Тайлер затронула в его душе какие-то струны. Он не ожидал такого, но ей удалось. Хоук знал, что она сохнет по нему. Она такая невинная и, одновременно, по-прежнему нескладная. Это стоило ожиданий. Но потом он почувствовал пульсирующую боль в руке и понял, что в обозримом будущем ему не светит ничего настоящего. Возможно, уже никогда.

Он снова вздохнул и отшвырнул свои грязные штаны, а потом вышел из номера мотеля под утреннее солнце. Первый взгляд на него привел Хоука в смятение. Подняв глаза к небу, он глубоко вдохнул.

Свобода.

Так почему же он не чувствует себя свободным?

Опустив взгляд, он направился к соседней двери. Не утруждая себя тем, чтобы постучать, открыл ее, нисколько не удивленный тем, что она не заперта. Гектор лежал в постели в объятиях голой девицы. Другая девчонка не спала и продолжила натягивать на себя джинсы, совсем не удивленная его появлением. Взгляд ее был туманным, и Хоук понял почему, увидев бесчисленное количество пустых бутылок на полу. Откинув черные локоны, безымянная девушка улыбнулась ему. Хоук окинул быстрым взглядом ее большую грудь и широкие бедра, украшенные цветными татуировками. Твердая десятка из десяти возможных. Он должен был ощутить внутри себя знакомый выброс адреналина. Перед ним обнаженная девушка. Он так давно не видел их наяву. Это воплощенная мечта каждого зэка. Но его член даже не шелохнулся. Вот так странная неожиданность, неужели он совсем омертвел?

Девушка замедлила движения и повернулась к нему лицом, ожидая, когда он хоть что-то скажет. Знакомое поведение. Байкерская девица, привыкшая выполнять приказы. Она не ожидала отсутствия реакции.

Хоук отвернулся и закрыл дверь. Он уже собирался вернуться в свою комнату, когда его внимание привлек рев мотоцикла. Увидев черный «Харлей», въезжающий на стоянку мотеля, Хоук сразу понял, кто это.

Гас.

Вице-президент «Военных Баронов» с тех пор, как сам Хоук был еще ребенком. Он заменил ему отца, когда его старика убили. И снова в нем не шевельнулось никаких чувств. Стена, которой он оградил себя в тюрьме, не скоро рухнет.

Гас сорвал с головы шлем и помчался по дорожке с облегчением и волнением на лице.

— Блядь, не могу поверить, но этот псих все-таки сбежал! — крикнул он.