Р Льюис - Хоук

— Я люблю тебя! — она опять обмякла и всхлипнула, прижимаясь лицом к его груди. После этого признания она не могла смотреть ему в лицо. Вместо этого она плотно сжала губы и покрыла его кожу своими слезами.

Застигнутый врасплох, Хоук замер.

— Тай, — сказал он, — что, черт возьми, ты знаешь о любви?

— Знаю, что любовь — это дом, и сильнее всего я чувствую это рядом с тобой.

Он вздохнул и покачал головой. Эта девочка так чертовски наивна. И до смешного мила. Какого черта он сделал, заявив на нее свои права, чтобы об этом знали остальные парни? Он не хотел ее, но мысль о том, что она повзрослеет и будет трахаться с кем-то из клуба, терзала его. Они просто запрут ее в милом маленьком домике на другом конце города, пока будут трахать других женщин. Это будет та же жизнь, что и у ее матери, и он не мог этого допустить. Но… любовь?

Она подросток. И наверняка каждую неделю влюбляется в нового парня.

— То, что ты чувствуешь — это не любовь, — сказал он ей. — Это фантазии. Ты слишком юна и не знаешь, о чем говоришь.

— И что мне делать?

— Найди себе кого-нибудь, — невнятно проговорил он. — Охмури симпатичного прыщавого паренька из своей школы. Развлекайся с ним на заднем сиденье его тридцатилетнего пикапа. Попробуй разные приключения, Тайлер. Сильно не обольщайся, что тебе просто нужно дождаться меня, потому что, я уверен, все эти приключения не станут ждать, пока ты вырастешь. Ты должна выбросить из головы все свои мысли обо мне и чувства, потому что это не всерьез.

— А что, если в один прекрасный день ты захочешь меня? — спросила она. — И что, если будет уже слишком поздно?

— Тайлер, обычно ты не говоришь загадками.

— Что делать, если ты захочешь меня? Просто ответь.

— Тайлер, в один прекрасный день каждый гребаный мужик будет хотеть тебя. И к тому времени, даже если я посмотрю на тебя и захочу оказаться между этими ножками, у тебя откроются глаза на мир и появится хренова туча развлечений помимо того, чтобы остановиться и захотеть какого-то мертвого беглеца.

Тайлер была не согласна с его словами, но спорить не стала. Она была такой напряженной в его объятиях, но, несмотря на то, что почти отключился, Хоук пытался успокоить ее, поглаживая по плечу и прижимая к себе. Это ощущалось так здорово. Он понимал — все потому, что ему так долго не хватало чьего-то тепла. Но было приятно.

Ему чертовски это нравилось.

— Твои письма помогли, — пробормотал он, не в силах держать свои мысли при себе. В основном, потому, что хотел заставить ее почувствовать себя лучше. — Они сильно помогали, Тайлер. Мне никто больше не писал. Только ты…

Всякий раз, читая их, он чувствовал, что все еще был частью ее жизни, но не понимал, насколько важна была эта часть в его отсутствие. Эти письма для него значили нечто большее. Что она не забыла о нем, что крепко связана с ним. И это удерживало его от самых мрачных мыслей.

— Это помогало мне писать их, — прошептала она.

Хоук закрыл глаза, и его тело постепенно сдалось. Объятия ослабли, и он почувствовал, как Тайлер подвинулась и переместилась чуть выше. Прохладными руками она коснулась его щек, пальчиками пробежалась по лбу, вдоль переносицы, очертила контур губ.

— Ты ошибаешься, — прошептала она, — во всем.

Она прошептала еще что-то, но он был слишком далеко, чтобы понять, что именно. А потом почувствовал, как что-то… мягко коснулось его губ, и понял, что это — понял до того, как провалиться во тьму — она поцеловала его.

Его сны были, как всегда, беспокойными. И одинаковыми. Блядь, они всегда были одинаковыми. Он снова был там, в одиночной камере, под светом люминесцентной лампы, и разглядывал рисунки, оставленные прежними заключенными кровью на стенах. Он слышал вопли и крики боли, заполнявшие эту крошечную камеру, в которой он застрял.

Они были в клетке, как и он.

Они были чудовищами, как и он.

Голодные, брошенные, наблюдающие, как уходит их рассудок в месте, где часы стираются и время перестает существовать.

Он почувствовал, как сдавило грудь, и изо всех сил старался вдохнуть. Это безумие. Словно быть похороненным заживо, только еще хуже, потому что это будет продолжаться, и продолжаться, и… продолжаться.

Он с легкостью убил бы себя, чтобы избавиться от этого, и хотел так сделать. Господи, он хотел этого, потому что не видел в продолжении никакого гребаного смысла. В своих снах он впивался ногтями себе в горло, разрывал его и умирал в луже собственной крови. Но в реальной жизни он просто смотрел на рисунки и до боли кулаками бил себя по голове.