Пошла к чёрту, Касия. Я начала было уходить, но мистер Хейл повернулся, дабы посмотреть, что так разозлило Касию. Он двигался с парадоксальной военной грацией. Плавно, но при этом скованно. Будто бы готов был защищать себя в любой момент, и при этом был абсолютно уверен в результате. Он рассматривал меня с пристальным вниманием, уголки его глаз слегка сузились. В его глазах было что-то бескрайнее — словно погрузившись в них, есть вероятность что, никогда не сможешь вернуться назад. На какой-то момент, я запаниковала, что он обнаружит сходство между мной и женщиной на картине. Что он поймет, что это я.
Но я быстро восстановилась. В картине не было ничего, что могло связать её сюжет со мной. Таков был замысел Хавьера. Та женщина на холсте может быть любой другой женщиной, любой фантазией, любой эмоцией, поэтому и выставлена на показ лишь только маленькая неузнаваемая её частичка. Безучастное выражение лица мистера Хейла подтвердило гениальность Хавьера. Он повернулся к Касии, и его голос был невероятно холодным.
— Я покупаю картину. Это часть серии?
Касия закопошилась, пока брала его кредитную карту и передавала ему договор купли-продажи. Она зарделась и стала заикаться, но, в итоге, справилась с ситуацией:
— Хмм, нет — я имею в виду — да. Да, это часть серии. Та картина, которую вы приобретаете — первая в серии. Художник работает над последней картиной, а три другие на складе. Не желаете ли вы и их посмотреть?
Я помнила другие картины. На одной из них было изображено моё правое плечо и ключица. На другой — только мой живот. А на третьей была написана моя левая нога, в части ниже колена, стоявшая на кончиках пальцев.
— Модель та же? — спросил мистер Хейл.
— Да — ну, я хотела сказать, что формально, нет. Художник говорит, что модели не существует, мистер Хейл. Он её воображает.
Он не стал поддерживать дальнейший разговор. На мгновение, я почувствовала, словно постепенно исчезаю. Как будто меня действительно больше здесь не существовало. Адреналин шипел у меня в крови, и у меня возникло непреодолимое желание встать между ними и сказать: "Это я! Я та девушка, которую вы хотите!" .
Его голос вновь разрезал воздух.
— Я покупаю их.
Мгновенно, впервые за весь день, я ощутила тепло. Он сохранит всю меня. Я, может, и уеду через месяц, но, по крайней мере, какие-то части меня окажутся на стене живущего на земле Адониса.
— Я свяжусь с вами, когда последняя картина будет готова, мистер Хейл, — разразилась потоком Касия.
Она быстрее сможет поднять Мемориальный Колизей Портленда своим мизинцем, чем получит какую-то ответную реакцию от него.
Он начал читать договор купли-продажи, а у меня сложилось впечатление, что он просто отказывался смотреть на неё.
— Двойная цена, если картина будет закончена к выходным.
Рот Касии распахнулся. Также как и мой. Фейн продает эти картины по десять тысяч долларов за штуку. Конечно же, Хавьер получает всего четыреста долларов и даёт мне пятьдесят. Кто вообще покупает произведение искусства, даже не взглянув на него? По обычной цене, не говоря уже о двойной? Теперь мистер Хейл вчитывался в гарантийное соглашение. Расстроенная его равнодушием, Касия сорвалась на мне.
— Иза? Сейчас же.
Боковым зрением я увидела, как он быстро поднял голову, но я торопливо уходила прочь туда, где меня ожидал Хавьер, не смея взглянуть на холодного незнакомца.
Глава 3
Дом
Я вошла в длинный тёмный коридор, ведущий в студию Хавьера, держа свой карманный фонарик в руках. Фейн построил эту чертову дыру так далеко от посетителей, насколько это было возможно. Упаси Бог, если они увидят настоящего да Винчи! Хавьер стоял у мольберта, смешивая масляные краски. Они превращались в красивый серебристо-серый цвет, мерцающий на свету, льющемся из высокого окна. Мазок краски придавал глянец тёмному локону волос у его виска. Ощущение дома, которое я, как правило, испытывала рядом с Хавьером, накрыло меня, как одеяло родом из детства.
Он поднял глаза и улыбнулся. Но взглянув на моё лицо, его глаза приобрели настороженный предвещающий бурю чёрный оттенок.
— Как всё прошло? — произнёс он так, будто задыхался.
Мне не надо было отвечать. Порывистый вздох вырвался из его лёгких, будто его ударили тараном. Он шагнул ко мне, сделав три размашистых шага, и крепко прижал меня к груди.
Хавьер пах перечной мятой, мылом и краской. Я не выдержала, мои слёзы пропитывали его тонкую, изношенную футболку. Он хранил молчание. Он знал, что слова не нужны. Его семья тайно пересекла мексиканскую границу в поисках лучшей жизни, когда Хавьер был ещё подростком. Это был единственный безопасный дом, какой он знал.
Читать дальше