Эни Китинг: Тридцать ночей (ЛП)

— Мисс Сноу, — он лаконично кивнул, садясь в кресло за столом.

Его кресло было удобным, мягким, эргономичным. Я открыла рот, чтобы начать, но он остановил меня:

— Мисс Сноу, я вынужден вам сообщить, что мы не одобряем ваш запрос на рабочую визу. Ваша квалификация впечатляет, равно как и ваше изобретение. Тем не менее, я не уверен, что она послужит интересам нашей страны. Это решение является окончательным. Срок действия вашей студенческой визы J-1 истекает в день вашего выпуска, а именно через неделю, начиная с сегодняшнего дня. Я даю вам тридцать дней с момента окончания срока действия визы, таким образом, вы сможете упаковать свои вещи, попрощаться и вернуться в Берфорд. Благодарим вас за вклад в нашу страну.

Он поднялся, по-видимому, не подозревая, что только что оборвал жизнь, которую я кропотливо выстраивала здесь практически все четыре года. Он поставил штамп на лист бумаги красными чернилами "ОТКАЗАНО" и протянул его мне. Но я не могла двигать руками, так что он просто положил его поверх стопки бумаг, которые заключали в себе всю мою жизнь, начиная от свидетельства о рождении до моих жалких выписок с банковского счета.

— Побудьте здесь некоторое время, чтобы взять себя в руки, — сказал он так, словно преподносил мне подарок, как будто время на то, чтобы взять себя в руки, само собой сделает всё произошедшее правильным.

Он ещё раз коротко кивнул головой и покинул офис. Дверь за ним закрылась с жёстким глухим стуком.

У меня не было ни единой мысли в голове. Не было слов. Моей единственной задачей в данный момент было глубоко дышать. Но это усилие само по себе заставило мои нервы заскрипеть, сродни ржавому тросу. Воздух с резким душком щипал мои лёгкие, подобное с моим мозгом творили и слова сотрудника. Неожиданно, образ белых гробов моих родителей возник у меня голове. Меня не было с ними, когда они погибли. Я хотела бы сказать только им "до свидания". Но вместо этого мне придется сказать прощальные слова другим людям, которые до сих пор живы.

Я вскочила на ноги, отчаянно нуждаясь в движении, в чём-нибудь, что сможет отсрочить столкновение с реальностью хоть на сколько-нибудь. Я собрала документы в папку, чувствуя непреодолимое желание их сжечь. Горячие слезы стояли у меня в глазах, но было такое чувство, что плакать в этом офисе будет слишком великодушно с моей стороны. Я открыла дверь и побежала вниз по коридору, благодаря удобным туфлям-лодочкам моей соседки по комнате Реаган, минуя пост охраны и мужчин в форме, я выскочила на майское утро с характерным для Портленда, штата Орегон, накрапывающим дождем.

Как только я оказалась на улице, мои колени обессилели, и я расплакалась. Я прислонилась к холодной стене здания, не обращая внимания на любопытных прохожих, которые спишут меня со счетов, как истеричку. Потому что таковой я и была. Меня ничёго не ждёт в Англии. Ничёго, кроме могил моих родителей.

Я сделала глубокий вдох и начала повторять по памяти периодическую таблицу Менделеева, стараясь заглушить рыдания. Водород, атомный вес 1,008. Гелий, 4,003. Литий, 6,94... Впервые за последние четыре года, таблица не успокаивала меня. Она попросту дала ясную картину остального мира. Запах мокрой коры, лазурные птицы 1, у меня в кармане запищал телефон... Ох, проклятье, я же должна быть на работе через тридцать минут. Не в химической лаборатории колледжа Рид, где я разрабатывала свою пищевую добавку. Моя студенческая виза позволяла мне работать там лишь по двадцать часов в неделю. Но если я хотела есть хоть что-то ещё кроме протеина, который могла состряпать в пробирке, мне требовалась какая-то дополнительная подработка. Я оттолкнулась от холодной стены и обернула шарф моей мамы вокруг головы. Я направилась в сторону "МИНИ Купера" Реаган, пытаясь игнорировать бутоны на розах, растущих на газоне, и тот факт, что в этом году я не смогу наблюдать за их цветением.

Глава 2

Холодный огонь

Я припарковала "МИНИ" на стоянке у "Фейн 2Арт" — одной из лучших галерей Портленда — фыркнув от двусмысленности названия. Оно говорило том, что скрывалось за одним из самых лучших обманов Портленда. Каждая картина в этой галерее продавалась под именем её владельца, Брэтта Фейна. Но, на самом деле, художником он не был. Художником был мой лучший друг, Хавьер Солис. Как и я, он состоял в общине иммигрантов. За исключением того, что у него не было документов. По закону он не имел права здесь работать. По этой причине он и был художником, пишущим за другого, а я иногда позировала для него, и всё это происходило исключительно из-под полы. Если когда-нибудь правда о самозванстве Фейна всплывет наружу, то Фейн разорится, а Хавьера могут депортировать. Поэтому мы держали рты на замке — каждый по своим причинам.