Джорджия Карр - Под гипнозом

— Когда-нибудь я приведу его познакомиться с тобой, — сказала она. И затем, вынув из сумочки леденцы, предложила их мне. Её глаза были добрыми.

Я думаю, она уже тогда, наверное, жалела меня. И когда все эти месяцы я лежала в госпитале в корсете, потому что мои ребра были очень сильно повреждены, Ивана была тем, кто посещал меня каждый день. Она приходила каждый день в обязательном порядке. Всегда радостная и улыбающаяся.

Уотсон, наш водитель, остановил машину. Мы были возле офиса доктора Кейна.

— Спасибо. Я сообщу, как только освобожусь, — сказала я и вышла.

Остановившись лишь на секунду на тротуаре, мужчины и женщины оборачивались, проходя мимо меня. Богатство. Оно всегда притягивает взгляд. Я позвонила в колокольчик, и Берилл впустила меня. Поднявшись по лестнице, я вошла во владения Берилл. Она улыбнулась мне и резко вскочила на ноги.

— Добрый день, леди Оливия.

Я улыбнулась. В первый день встречи, клянусь, я подумала, что она сделала реверанс.

— Добрый день, Берилл.

— Здесь все ещё предыдущая клиентка, — её голос упал до шепота, и она скорчила гримасу. — Она пришла так поздно, что её время пересеклось с вашим. Я надеюсь, вы не против подождать несколько минут.

Я улыбнулась. — Хорошо.

Она обошла вокруг стола. — Позвольте взять ваше пальто.

— Я лучше побуду в нем немного, — она остановилась и неуверенно замерла. — Сегодня как-то холодновато, — я вежливо улыбнулась.

Она переминалась с ноги на ногу. — Моя сестра испекла торт. Не хотите ли кусочек? Он очень вкусный.

— Ах да. Спасибо.

Она широко улыбнулась. — И чашку чая к нему?

— Это было бы чудесно, Берилл.

Она исчезла во тьме, и я уставилась на обрамленную картинку на стене, которая гласила: «Не позволяйте вашему прошлому определять вас. Позвольте ему вас улучшить».

Сначала, когда я видела её, то смотрела с некоторым чувством отрешенности. Я чувствовала себя грустной и опустошенной. Словно призрак. Настоящая я умерла некоторое время назад. Я не имела ничего, чтобы определить или улучшить себя. От моих воспоминаний меня отделяла только лишь занавесь. Иногда она выглядела настолько тонкой, словно фата. И всё, что мне нужно было сделать, лишь немного отодвинуть завесу. Но я испугалась, того, что за ней скрывалось.

Я заметил, что она не оставила в приёмной своё пальто.

— Вы позволите мне взять ваше пальто? — спросил я её.

— Нет, — сказала она с улыбкой. — Я в порядке.

— Я могу сделать потеплее, если вы замерзли.

— Нет, нет, — ответила она быстро, слабый румянец пополз вверх по шее и по щекам. — Я действительно в порядке, — она одарила меня долгим взглядом.

— Всё в порядке. Так как вы? — вежливо спросил я. — Появились ли новые воспоминания?

— Нет. Но я хотела бы вспомнить тот день, в который умерла моя мама.

Я нахмурился, но кивнул. Я не знаю, что преподнесёт тот день, я не смог бы оберегать её постоянно. В конце концов, однажды я узнаю, кто был белой совой, и почему она была так напугана, я планировал ей позволить все вспомнить, и хорошее, и плохое.

Мы пошли в следующую комнату, и она удобно устроилась в антигравитационном кресле, пока я возился с нужными мне кнопками и переключателями.

— Готовы? — спросил я её. Она согласно кивнула, и я вдохнул аромат её духов.

Сев рядом с ней, я провел с ней вводную процедуру. Этот путь сейчас был уже много короче, так как я уже проложил дорожку для её погружения в гипнотическое состояние. Когда она уже была в глубоком трансе, я приказал ей отправиться снова в её особое место. Выждал несколько секунд.

— Вы здесь?

— Да.

— Хорошо, — сказал я, собираясь забрать её в следующий день. И по какой-то неизвестной мне причине, мой взгляд скользнул по её телу и наткнулся на дырку на чулке. Я смотрел на неё. Её кожа была очень бледной в голубом свете. Я обнаружил, что дрожу. А затем случилось то, что я никогда прежде не делал. Я кладу палец на её открытую кожу. Дыхание стало прерывистым и судорожным. Какого черта?

Я не мог поверить во власть и силу своего желания к ней и был бессилен в этом порыве. Чем больше я отрицал это, тем сильнее оно становилось. Я касался её, пока она лежала в моём кресле совершенно беспомощная, но мой палец не отрывался. Вместо этого он слегка подрагивал. Мой палец гладит её! Её кожа была словно изысканный шелк. Мой палец оставался до замирания сердца, будто не в состоянии, или, что более вероятно, не хотел разлучаться с её кожей. Затем я отдернул его и закрыл глаза. Я вздёрнул руки и прошелся пальцами по волосам. Я вцепился ногтями в голову, пока мой мозг дико охреневал.