Джессика Соренсен: Тлеющий уголек

Коп на земле шевелится и начинает приходить в себя. Осмотревшись вокруг, я спрыгиваю на тротуар и мчусь по улице к своему дому, не оборачиваясь назад.

— Просыпайся, просыпайся, спящая красавица, — моя лучшая подруга Рейвен поёт песни, пока распушает мои волосы своими пальцами.

— Я не собака, сумасшедшая ты женщина, — бормочу я сонно. — Теперь оставь меня в покое.

Она дует мне в уши, избегая прикосновений, чтобы я не увидела ее лика смерти, несмотря на то, что я уже видела это раньше.

— Эмбер, давай же. Просыпайся.

— Ты такая чудачка, — сонно бормочу я.

— Я чудачка, — дразнит она, — ты единственная, кто видит смерть.

Я жмурю глаза от яркости солнечного света, разлитого по всей комнате.

— Способ говорить с миром.

Её сапфировые глаза мерцают из-за блестящих розовых теней на веках, она активно жестикулирует на фоне моих черных и красных стен, обвешанных мифическими рисунками и депрессивной поэзией. Тонкая черная вуаль скрывает дверь шкафа, к которой прикреплены фотографии мертвых поэтов и писателей.

Рейвен спрыгивает с моей кровати и проводит пальцами по карандашному рисунку, охватывающему всю стену, где изображена женщина-ангел с черными крыльями. Черное платье Ангела струится по полу, её глаза закрыты, и в том, как она держит голову и обнимает себя руками, сквозит отчаяние.

— Ты помнишь, когда я нарисовала это для тебя? — спрашивает Рейвен.

Я слезаю с кровати и роюсь в ящике комода в поисках какой-нибудь одежды. Перо с прошлой ночи лежит сверху, потрепанное и изогнутое в середине. Я не знаю, почему оставила его, разве что я просто не смогла заставить себя выбросить его. Я никогда раньше не увлекалась такими парнями, досадно просто выбросить перо, а с ним и воспоминания, прочь.

— Да, сколько нам было… тринадцать или около того? Это было сразу же после того, как я переехала и случайно рассказала тебе, что я могу видеть смерть.

— Я думала, что это защитит тебя от смерти, — горько рассмеялась она, — я была слишком маленькой, чтобы понять, что ничего не сможет защитить тебя от этого, даже Ангел.

На противоположной стене ещё один рисунок: костлявое лицо существа в длинном черном плаще, держащего песочные часы в своей истощенной руке, а на его плече ворон, теряющий свои крылья.

— Ты знаешь, он клянется, что это не Мрачный жнец, — Рейвен рассматривает рисунок вблизи, щуря глаза, — но уверена, как и в том, что ад есть, выглядит он именно так. Если бы я не знала лучше, то поклялась бы, что твой брат повесил его специально, потому что знает о твоей маленькой смертельной штуке, и хочет свести тебя с ума.

— Он не знает об этом, — напоминаю ей, — никто не знает, кроме тебя.

Она оценивает руку жнеца.

— И что это за песочные часы?

Мои плечи поднимаются и отпускаются, когда я пожимаю ими.

— Это один из символов жнеца, типа: «Твое время в моих руках».

Она проводит пальцами по часам:

— Ну, твой брат мог бы, по крайней мере, добавить песок туда, и это не было бы так, будто твое время истекло.

— Я уверена, он не заглядывал так далеко, — уверяю я ее, — кроме того, он нарисовал это, чтобы впечатлить тебя. Хотел показать тебе, что у вас у обоих есть художественная сторона.

Она прикусила нижнюю губу:

— Ты знаешь, я никогда не буду встречаться с ним, верно? У меня уже был один слишком маниакально-депрессивный в жизни, — она делает виноватое лицо. — Прости, Эм. Я не имела в виду что-то в этом роде.

— Все в порядке. Я знаю, у моего брата есть проблемы. И знаю, ты слишком много думаешь обо всём этом, чтобы захотеть сделать это ещё и частью своей жизни, — я делаю паузу. — Как поживает твоя мама?

Она пожимает плечами, уставившись на рисунок:

— Хорошо, я думаю. Я не посещала её уже некоторое время.

Мама Рейвен лежит в наркологическом центре. Вот уже на протяжении нескольких лет она страдает от депрессии и самолечения. Пару месяцев назад Рейвен пришла домой с работы и обнаружила свою маму в гостиной на полу с зажженной сигаретой в руке. Она не дышала, пульс едва прослеживался. Рейвен вызвала скорую, и санитары реанимировали ее. Подруга приказала мне не говорить ей, придет ли смерть, и в тот момент я поняла, что у моего дара есть негативная сторона. Но я не сказала Рейвен, что её мама умрет, потому что знала, что она не умрет в этот день. И в будущем, я отказалась говорить Рейвен о смерти кого-либо из ее семьи — в том числе, и о её смерти — потому что никто не нуждается в такой ноше на плечах.